Яков. Воспоминания (СИ)

Мы шли по аллее и перешучивались. И смеялись над нашими шутками. И, хотя весна в воздухе еще и не начинала ощущаться, и морозы непременно еще не раз посетят Затонск, в этот момент настроение наше было самое что ни на есть весеннее.

====== Шестая новелла. Месть. ======

Утро того дня началось с сообщения об убийстве. В меблированных комнатах было обнаружено тело мертвой женщины со множественными ножевыми ранами. Нашелся и свидетель, тот самый, что обнаружил тело. Так что личность убитой прояснилась сразу. Девушка из заведения Маман, некая Евгения Григорьева. В общем, мертвая проститутка в номерах. Ничего особо загадочного. И я, если честно, весьма рассчитывал раскрыть дело по горячим следам.

Обнаружил тело студент Вершинин, ее верный поклонник, похоже, сильно в нее влюбленный. Его я и допрашивал сейчас в коридоре, пока в комнате, где находился труп, шел осмотр.

— Я заметил, как она выходила из заведения Маман, и не удержался, — рассказывал он вздрагивающим от сдерживаемых слез голосом. — Она меня увидела уже здесь, на лестнице. И попросила уйти.

— И вы покорно ушли? — спросил я его.

— Да, я пошел домой и лег спать.

— А зачем же сегодня вернулись сюда?

— Я ужасный сон увидел! — пояснил он взволнованно. — Почувствовал, что с Женей нехорошо. Вернулся, и вот… Нашел.

— И часто у Вас такие сны, — взглянул я на него строго.

— Что? — не понял он.

— Здесь оставайтесь, — приказал я ему.

Со студентом, в принципе, все ясно. Типичный романтик, влюбившийся в проститутку. Небось, и жениться мечтал. Спасти ее от участи, более страшной, чем смерть. Но и такие бывают убийцами, и весьма часто. Если она посмеялась над его чувствами, демонстративно ушла с другим, мог и убить, в ярости и от ревности. Вполне мог. А теперь вот слезы льет, со следствием сотрудничает.

Ладно, рано строить версии, данных пока маловато. Посмотрим, что нам даст осмотр комнаты, где убили девушку.

В комнате находились доктор Милц, уже завершивший осмотр, и околоточный надзиратель Ульяшин. Я спросил последнего:

— А что, есть ли сведения об этих меблированных комнатах? Или полиция вовсе сюда не суется?

— Отчего же не суемся, — даже как-то обиделся Ульяшин. — Ежели ищем кого, порой и облавы устраиваем. Ну, а так-то, конечно, место неблагонадежное.

— М-да, — вздохнул доктор Милц, окидывая взглядом обшарпанные стены комнаты. — И место неблагонадежное, и публика мерзкая.

— Хозяин сказал, — продолжил Ульяшин, — что комнату покойная вчерась сняла, как стемнело.

— Всех постояльцев допросили? — уточнил я.

— Так точно, — доложил он, — но никто ничего не слыхивал.

— Или говорить не хотят?

Ульяшин пожал плечами, как бы подтверждая, что и такое вполне возможно. И продолжил:

— Оружие убийства уже ищем, я велел все вокруг дома облазить.

— Сомневаюсь, что найдете, — предрек я ему.

— Ну, что я хочу сказать, — вмешался доктор Милц, — смерть наступила, очевидно, девять-десять часов назад. Причем, жертва не сопротивлялась. Или сопротивляться не могла. Скорее всего, это результат действия морфина.

И в самом деле, на прикроватной тумбочке лежал шприц и стоял аптечный пузырек с надписью «Морфий» на латыни. Я внимательно осмотрел оба предмета:

— А какова была доза?

— Яков Платоныч, — укоризненно ответил мне доктор, указывая на тело, — какая бы доза не была, причина смерти очевидна.

Я вновь взглянул на залитый кровью труп:

— Очевидней некуда.

Я отправил Ульяшина препроводить студента в участок. Пусть посидит, подумает. Может, вспомнит чего.

А сам присел на корточки перед мертвой девушкой, вглядываясь в ее лицо. Красивое лицо, даже в смерти. И на нем не заметно печати вульгарности, обычно накладываемой этой профессией. Просто красивое женское лицо. Мертвое. Интересно, что же привело тебя сюда, Григорьева Евгения? Кто и почему тебя так жестоко убил?

Ну, я это узнаю. Работа у меня такая, узнавать подобные тайны. И начну я, пожалуй, с заведения, в котором служила девушка. Может, ее подруги мне что-то поведают.

В доме терпимости было по-утреннему тихо. Вчерашние посетители уже разошлись, сегодняшние еще не подтянулись. За столом коротала время за пасьянсами уже знакомая мне Лиза Жолдина.

— Будьте любезны, — обратился я к ней, — я бы хотел увидеть Аглаю Львовну.

— Да? А она еще не выходила! — повернулась ко мне Лиза, и я отметил, что она слегка пьяна. То ли с вечера еще не протрезвела, то ли с утра рано начала. С девушками из заведения подобное не редкость.

Лиза усмехнулась и, слегка заигрывая со мной, пересела на диван, и приняла завлекающую позу:

— Так я могу распорядиться вместо нее! Чего Вы желаете?

Похоже, пьяна она сильнее, чем мне сперва показалось. Потому что в этом заведении все уже знали, что я прихожу только по делу и услугами барышень не пользуюсь никогда.

Я заговорил с ней строго, не обращая внимания на ее призывные жесты:

— В какой комнате проживала мадемуазель Григорьева?

— Проживала? — слегка встревоженно поинтересовалась Лиза. — А что с ней?

— Убита.

Это слово подействовало как заклинание. Лиза сделалась серьезной, села по-человечески. А в следующую минуту зарыдала в голос, на весь дом.