Я работалъ осторожно и, наконецъ, оковы спали съ меня, я былъ опять свободнымъ человкомъ. Я вздохнулъ полною грудью и сталъ подбираться къ оковамъ короля. Но было поздно! Въ эту минуту вошелъ хозяинъ съ свчею въ одной рук, съ палкою въ другой; я подвинулся, какъ можно ближе къ моему храпвшему сосду, чтобы скрыть отъ хозяина, что я былъ безъ оковъ; между тмъ, я пристально наблюдалъ за хозяиномъ, чтобы моментально броситься на этого человка, лишь только онъ наклонится ко мн.
Но онъ не подошелъ ко мн. Онъ только окинулъ насъ бглымъ взглядомъ, постоялъ съ минуту и ушелъ; вроятно, въ то время онъ думалъ о чемъ-нибудь другомъ; затмъ онъ вернулся къ двери и прежде чмъ кто-либо подумалъ о томъ, что онъ будетъ длать, какъ онъ вышелъ и заперъ за собою дверь.
— Живе! — произнесъ король, — верни его обратно!
Конечно, это и слдовало длать, я мигомъ вскочилъ съ постели и бросился за нимъ; но въ то время не было освщенія и стояла темная ночь. Но я замтилъ какую-то темную фигуру въ нсколькихъ шагахъ отъ меня. Я бросился на эту фигуру и тугъ у насъ началась борьба! Мы бились, барахтались, колотили другъ друга; вокругъ насъ собралась толпа, которая очень интересовалась стычкой и подбодряла насъ, точно это дло касалось лично ихъ. Но вдругъ позади насъ раздался сильный шумъ; половина жителей разбжалась въ разныя стороны и вся ихъ симпатія къ намъ совершенно остыла. Замелькали фонари по всмъ направленіямъ; это была стража, приближающаяся къ намъ все боле и боле. Но вотъ я почувствовалъ на своемъ плеч алебарду и я зналъ, что это значитъ. Я былъ подъ стражею и меня заключатъ въ тюрьму, точно такъ же, какъ и моего противника. Насъ повели въ тюрьму и съ каждой стороны у насъ было по стражу. Это было ужасное несчастье! Я старался представить себ, что будетъ, если вдругъ мой противникъ окажется моимъ хозяиномъ, на котораго я напалъ; что, наконецъ, выйдетъ изъ этого, если насъ запрутъ въ общую камеру съ нарушителями тишины и закона, какъ это обыкновенно длали; и тогда могло выйти…
Какъ разъ въ это время мой противникъ повернулъ лицо въ мою сторону, слабый свтъ отъ фонаря стражей какъ разъ упалъ на его лицо и дйствительно это не былъ нашъ хозяинъ!
ГЛАВА XIII.
Ужасное положеніе.
Спать? Это было невозможно. Весьма понятно, что это оказалось немыслимымъ въ тюремной камер, гд было такъ шумно; тутъ было много пьяныхъ, кто ссорился, кто распвалъ псни. Но то, отчего я не могъ заснуть, кром шума, была мысль о томъ, какъ бы поскоре выйти изъ этого ужаснаго мста и узнать, что происходило теперь въ помщеніи рабовъ, откуда я такъ неудачно освободился.
Это была длинная, предлинная ночь, но и она кончилась и забрезжило утро. Меня позвали къ допросу. Я далъ полное и отчетливое показаніе. Я объяснилъ, что состою въ рабств у графа Грипъ, который какъ разъ съ наступленіемъ сумерекъ пріхалъ въ гостинницу, находящуюся въ деревн и лежащую по ту сторону рки; графъ расположился тамъ ночевать, какъ вдругъ почувствовалъ себя очень худо. Онъ послалъ меня въ городъ и веллъ пригласить самаго лучшаго врача. Я, конечно, поспшилъ исполнить приказаніе своего господина и бжалъ, что было мочи; ночь была темная и я нечаянно натолкнулся на этого простолюдина, который схватилъ меня за воротъ; я сталъ умолять его отпустить меня, разсказалъ ему объ угрожающей опасности графу…
Этотъ простолюдинъ прервалъ меня, сказавъ, что все это была ложь; онъ сталъ разсказывать, какъ я, не говоря ни слова, напалъ на него, затялъ съ нимъ драку, опять не говоря ни слова…
— Молчать, бездльникъ! — закричалъ на него судья. — Взять его и дать ему нсколько ударовъ бичемъ, чтобы проучить его, какъ слдуетъ въ другой разъ обращаться съ слугою знатнаго господина. Ступайте!
Тогда судъ отпустилъ меня, приказавъ мн объяснить моему господину, что эта непріятность случилась вовсе не по вин суда. Я сказалъ, что не премину сообщить объ этомъ моему господину и меня отпустили; но не усплъ я выйти за дверь, какъ меня вернули и спросили, почему я тотчасъ же не объяснилъ всего дла, какъ слдуетъ. На это я отвтилъ, что меня до такой степени избили, что я ршительно потерялъ всякое сознаніе и вовсе не подумалъ объ этомъ, — послднее, конечно, была правда.
Я не сталъ ожидать завтрака. Я поспшилъ, какъ можно скоре, въ квартиру рабовъ. Но она была пуста; тамъ никого не было! а, никого не было, кром трупа самого хозяина. Онъ лежалъ весь избитый и буквально превращенный въ мягкую массу; ясно было видно, что тутъ происходила ужасная борьба. У дверей квартиры стоялъ на телг гробъ грубой работы, а рабочіе съ помощью полиціи пробирались сквозь столпившуюся толпу, чтобы пронести гробъ въ квартиру.
Я подошелъ къ одному человку очень скромно и скоре бдно одтому, думая, что онъ не откажется дать мн нкоторыя свднія.
— Тутъ было шестнадцать рабовъ, — сказалъ мн этотъ человкъ, — ночью они взбунтовались противъ своего хозяина и ты видишь, чмъ это кончилось.
— Хорошо; но какъ это началось?