Янки при дворе короля Артура

— Государь, все, что касается до вашего одянія и вашей гримировки, все это прекрасно; но между вашимъ одяніемъ и вашимъ поведеніемъ большая разница. Ваша воинственная выправка, лордская осанка — все это не идетъ къ вашему костюму. Вы держитесь слишкомъ прямо, вашъ взоръ слишкомъ гордъ и въ то же время и слишкомъ доврчивъ. Отъ заботъ о королевств не будутъ горбиться, не станутъ поникать головою; эти заботы не уменьшаютъ блеска глазъ, не производятъ сомнній, боязливости въ сердц, неувренности въ походк. Все это удлъ людей низкаго происхожденія. Вы должны выучиться притворству; вы должны съумть подражать бдности, униженности и угнетенности человка, переносившаго всевозможныя оскорбленія, что подтачиваетъ мужество въ человк, хотя и между такими людьми найдутся хорошіе и врные подданные и честные слуги; но вы, вы совсмъ не то; любой ребенокъ узнаетъ въ васъ переодтаго и мы, при первомъ шаг въ какое-либо жилище, потерпимъ неудачу. Прошу васъ, ваше величество, пройдитесь вотъ такъ:

Король былъ очень внимателенъ и попробовалъ подражать мн.

— Прекрасно… вотъ такъ… отлично! Держите подбородокъ немного ниже, прошу васъ… вотъ такъ. Вы поднимаете глаза слишкомъ высоко; прошу васъ, не смотрите на горизонтъ, а внизъ, на десять шаговъ прямо противъ себя. А, вотъ такъ лучше, вотъ такъ хорошо! Подождите, прошу васъ; у васъ слишкомъ много самоувренности, слишкомъ много ршительности; въ вашей походк должно быть боле тяжеловсноcти. Посмотрите, прошу васъ… вотъ что нужно… Вотъ теперь хорошо!.. вы нсколько приближаетесь къ натуральному… но все еще чего-то не достаетъ… ужь, право, не знаю… Прошу васъ, ваше величество, пройдитесь еще ярдовъ тридцать, такъ чтобы вы были у меня въ перспектив… Все хорошо — и голова, и плечи, и подбородокъ… все хорошо! Но все же чего-то недостаетъ? Прошу васъ, пройдитесь еще разъ… Да, теперь я начинаю понимать… Вс механическія мелочи прекрасны, но…

— Чего же еще надо?

— Дайте мн подумать… Я еще не окончательно ршилъ, что слдуетъ длать. Тутъ есть недостатокъ, который побждается только практикою. Но тутъ прекрасное мсто для упражненій; почва каменистая, насаженная остатками корней деревьевъ, мсто безлюдное; вдали только виднется хижина и вспаханное поле, но насъ оттуда никто не увидитъ. Тутъ можно будетъ провести цлый день въ упражненіи; я буду дисциплинировать васъ, государь.

Посл продолжительнаго упражненія я сказалъ королю:

— Теперь, государь, представьте себ, что мы у дверей какой либо хижины и вся семья передъ вами, а вы обращаетесь къ глав этой семьи.

Король выпрямился совершенно безсознательно и сказалъ тономъ самой леденящей холодности:

— Молодецъ, подай сиднье, да принеси чего-нибудь пость.

— Ахъ, ваше величество, это нехорошо!

— Чего же тутъ недостаетъ?

— Эти люди не называютъ другъ другъ молодцами.

— Неужели?

— Да; т только, которые стоятъ выше ихъ, называютъ такъ этихъ людей.

— Тогда мн слдуетъ начать снова; я назову ого крпостнымъ.

— Нтъ, нтъ; онъ можетъ быть и свободнымъ человкомъ.

— Ахъ, вотъ какъ! Тогда мн слдуетъ назвать его "добрый человкъ".

— Это нсколько лучше, вамъ милость, но самое лучшее сказать ему: дружокъ или братецъ.

— Братецъ? Такой дряни?

— Но вдь мы сами выдаемъ себя за такую же дрянь.

— Въ такомъ случа, я скажу: "Братецъ, принеси мн сиднье и чего-нибудь състнаго". Теперь такъ?

— Не совсмъ такъ! Вы сказали подай одно сиднье, но не для насъ, не для обоихъ; пищу для одного и сиднье для одного.

Король посмотрлъ на меня съ удивленіемъ. Онъ обыкновенно не могъ за разъ обсудить всего со всхъ сторонъ; онъ могъ обдумывать какую-нибудь идею понемногу, по зернышкамъ, а никакъ не въ цлости.

— Неужели и вы будете сидть?

— Если я не сяду, то люди подумаютъ, что мы неравные между собою, а только показываемъ видъ, будто мы разные; ихъ не обманешь.

— Это совершенно врно! О, какъ хороша истина, въ какой бы форм она ни проявлялась! Да, онъ долженъ принести намъ пищу и сиднья и служить совершенно одинаково намъ обоимъ и не выказывать предпочтенія ни одному изъ насъ.

— Но тутъ опять является одна мелочь, требующая исправленія. Онъ не долженъ приносить ничего особеннаго для насъ; мы должны войти и быть вмст со всею этою дрянью, ссть за столъ вмст съ его семьею и согласиться на это и на многія другія отталкивающія вещи, принаравливаіъся къ обычаямъ этого дома и быть съ этою семьею совершенно на равной ног, исключая только, если этотъ человкъ изъ рабовъ; наконецъ, тутъ не будетъ ни умывальниковъ, ни столоваго блья, это не водится ни у рабовъ, ни у свободныхъ людей. Прошу ваше величество, пройдитесь еще разъ. Теперь лучше, но все еще не совсмъ хорошо. Эти плечи никакъ не сгибаются, тамъ какъ они не знали иной тяжелой ноши, кром кольчуги.

— Дайте мн мшокъ; я хочу пріучить свой духъ носить на плечахъ тяжести, не имющія ничего почетнаго; вдь это нашъ духъ заставляетъ насъ поднимать плечи, а нисколько не всъ тяжести; нося вооруженіе, мы поднимаемъ плечи выше, такъ какъ это почетная тяжесть и человкъ держится подъ ней прямо… Но, не длайте мн никакихъ возраженій, а взвалите мн мшокъ на плечи.