Янки при дворе короля Артура

— Нтъ, довольно ей страдать; такъ лучше. А вино вернетъ ее на время къ жизни. Вы такой добрый и милостивый, не должны ей причинять зла. Оглядитесь вокругъ, для чего ей жить? Ея братья погибли, ея отецъ умеръ, ея мать скоро отправится въ вчность, проклятіе церкви тяготетъ надъ нею; никто не защититъ ее, если даже она будетъ погибать на большой дорог. Я не спросила васъ, добрый сэръ, жива-ли ея сестра, тамъ, наверху; но не нужно было спрашивать; иначе вы не оставили бы ее тамъ…

— Она почила мирнымъ сномъ, — сказалъ король глухимъ голосомъ.

— Какой счастливый день! Ахъ, моя Анни, ты скоро соединишься съ твоею сестрою… ты уже на дорог и эти милосердые друзья не воспрепятствуютъ этому.

И она продолжала ласкать и цловать свою умирающую дочь, гладя ее по голов, по лицу и называя ее самыми нжными именами, но отвта не было, даже въ блестящихъ глазахъ больной. По лицу короля струились слезы: женщина замтила это и сказала:

— О, я понимаю тебя; ты, вроятно, оставилъ дома жену, бдняжка; вроятно, она и ты часто ложились спать голодными, чтобы накормить только своихъ малютокъ; вы знаете, что такое бдность, ежедневныя оскорбленія отъ высшихъ и высокая длань церкви и короля.

Король вздрогнулъ при этихъ словахъ, но не сказалъ ничего; онъ хорошо заучилъ свою роль и для начала прекрасно сыгралъ ее. Я хотлъ перемнить разговоръ и потому предложилъ бдной женщин пищи и вина, но она отказалась и отъ того, и отъ другого; она не хотла ничего вкушать, пока смерть не дастъ ей полнаго освобожденія. Я проскользнулъ наверхъ, принесъ оттуда трупъ ея умершей дочери и положилъ его подл несчастной женщины; но тутъ опять произошла раздирающая душу сцена. Когда несчастная мать нсколько успокоилась, я попросилъ ее разсказать намъ ея грустную исторію.

— Вы, вроятно, хорошо и сами ее знаете, такъ какъ и вамъ приходилось страдать, потому что при настоящихъ условіяхъ никто не можетъ этого избгнуть въ Британіи. Это старая, грустная повсть. Мы боролись и имли успхъ, т. е. такой успхъ, что оставались въ живыхъ и не умирали; и это все, чего только и можно требовать. У насъ не было треволненій, какихъ бы мы не переживали до настоящаго года, который погубилъ насъ; затмъ, какъ говорится, вс бды обрушились на насъ и погубили насъ. Годъ тому назадъ лордъ помстья посадилъ нсколько фруктовыхъ деревьевъ на нашей ферм, на самой лучшей земл… Это было крайне недобросовстно съ его стороны…

— Но это было его право, — прервалъ ее король.

— Никто этого и не отрицаетъ; вроятно, законъ имлъ что нибудь въ виду, если въ силу его то, что принадлежитъ лорду, это его, а что мое, то также его. Наша ферма принадлежала намъ по аренд; но въ тоже время оиъ имлъ право длать съ нею что хотлъ. Нсколько времени спустя, три фруктовыхъ дерева оказались срубленными. Нашихъ три взрослыхъ сына побжали донести объ этомъ преступленіи. И вотъ ихъ заперли въ подземелье его лордства; тамъ они и находятся. Лордъ сказалъ, что они останутся тамъ, пока не признаются; но имъ не въ чемъ было признаваться, такъ какъ они не были виноваты; такъ они и пробудутъ тамъ до самой смерти. Я полагаю, что вамъ хорошо извстно это право. Подумайте, какъ намъ было тяжело! Мы остались вдвоемъ съ мужемъ и съ обими двочками и должны были собрать жатву, посянную съ такимъ трудомъ; но, кром того, намъ приходилось стеречь день и ночь эту жатву отъ голубей и дикихъ животныхъ. Когда уже жатва лорда была почти готова для сбора, а, слдовательно, и наша, то насъ позвали на его поля собирать его жатву безвозмездно; онъ никакъ не хотлъ засчитать мою работу и работу моихъ обихъ дочерей за моихъ троихъ заключенныхъ сыновей, а засчитывалъ нашу работу только за долги ихъ, такъ что намъ приходилось работать на лорда чуть-ли не во все время жатвы. А наша собственная жатва портилась, вслдствіе такой небрежности; между тмъ его лордство и патеры обвиняли насъ въ томъ, что ихъ дол изъ нашей жатвы нанесенъ вредъ. За штрафъ обобрали всю нашу жатву и, кром того, еще заставили насъ самихъ собрать ее и вс это безъ всякой платы, такъ что насъ обрекли на голодъ. Затмъ самое худшее заключалось въ томъ, что я, обезумвшая отъ голода, потерь, тоски по моимъ несчастнымъ сыновьямъ и видя въ такомъ бдственномъ положеніи и отчаяніи моего мужа и мою младшую дочь, я ршилась произнести богохульство; о! не только одно, но даже тысячу противъ церкви и противъ ея путей. Это было десять дней тому назадъ, когда я заболла этою ужасною болзнью; эти слова я сказала патеру, который пришелъ упрекать меня въ недостатк смиренія передъ Богомъ. Онъ передалъ мои слова своему начальству и на меня наложили проклятіе; но проклятіе было наложено не только на мою голову, но и на всхъ тхъ, которые были такъ дороги моему сердцу; да, надъ всми нами тяготетъ проклятіе Рима.