Янтарь в болоте

Или не только сейчас. Озерица тогда говорила, что Светлояр принимает далеко не каждого, значит, дома ему места не осталось. Вот как сказочное озеро было связано с горной рекой – этого Олег уже не понял. Нет, озерная дева что-то рассказывала о волшебной сущности Светлояра, о том, что бел-горюч камень Алатырь на его дне – это метафора, и сила на самом деле во всем озере, и не столько в нем… В общем, оказалось проще принять объяснение «так получилось».

Жаль было только мать, да и то не настолько, чтобы рвать жилы и переворачивать мир ради возвращения.

Отношения у них давно не ладились, с тех пор как отец без вести пропал. Уж очень быстро она после этого утешилась, и года не выждала. Нашла другого, выскочила замуж, еще двоих детей родила… Вот ими, небось утешилась когда его не стало. Поплакала, все же мать, но отчим давно ее к этому готовил. Он чуть ли не с самого начала звал Олега пережитком прошлого и ископаемым и не то предсказывал, не то мечтал, что ждет того повторение отцовской судьбы. И ведь накаркал. Страна, считай, была уже другая, война другая, а тоже… Горы слева, горы справа и – «пропал без вести».

Когда Олег сюда попал, он какое-то время надеялся, что, может быть, и отец тоже… Но недолго – пока не набрался решимости спросить у Озерицы прямо, она-то всех знала, кто через Светлояр прошел.

На счастье Рубцова, о таких, как он, здесь слышали. Более того, местные были уверены, что когда-то сами пришли вместе со своей богиней через то же колдовское озеро в поисках нового места для жизни. Причем из какого-то другого мира, похожего на родную Землю, но иного. Озерица уверяла, что их несчетное множество. Рубцов не очень хорошо знал историю, но слишком уж многое отличалось.

Да и бежали люди от какой-то неизвестной ему страшной беды, грозившей уничтожить мир, когда, как говорили летописи, «земля содрогнулась, белым днем стало темно, как ночью, солнце погасло, наступила стужа лютая, воздух стал ядовит и горек». Озерица сверх того ничего не смогла сказать, только что чар в этом не чувствовалось и источник беды был далеко. То ли вулкан взорвался, то ли метеорит упал – местные духи не были всемогущими и всезнающими.

Да и потом были еще путешественники – немного, но все вроде прижились. Сказок же и слухов в народе ходила уйма.

Олег плыл по лунной дорожке без спешки, сильными редкими гребками рассекая прохладную воду, едва уловимо пахнувшую тиной. Чтобы устать – недостаточно, а вот подумать…

Верно ведь сказала Алёнка, нельзя так жить. Или не сказала, подумала только? А то он и без нее этого не понимал! Понимал, но что и как изменить можно – не знал.

Все же здорово разбередила чернявая душу. Мысли о будущем посещали Олега редко и обычно быстро изгонялись тем или иным способом, а сам он привычно плыл по течению. А смысл барахтаться? Все вроде и ладно. Говорят, плох тот солдат, который не мечтает стать генералом, ну вот он и… Не генерал – целый маршал! Бесполезный, правда, отработанный, но раньше это отчего-то не ощущалось так остро. И то обстоятельство, что служба эта слишком мало внимания требовала, – тоже. Он же не единственный воевода во всем Белогорье, да еще остальные – постарше и поопытней в делах, Олег и не лез к ним со своим уставом, так только, старался держать руку на пульсе. А после войны еще и войско заметно уменьшили, вот и оказался он свадебным генералом. Разговоры с князем порой разговаривал, заставы иногда обходил, но много ли времени это займет с парой хороших дорожников?

Попробовал с другой стороны зайти: если так нельзя, то как можно? Однако в голове на это ответила звенящая пустота. У него всегда желания были поближе, попроще, и мечтать он толком не умел. Нельзя же желание выжить считать главной мечтой жизни!

И обращение к общечеловеческому опыту не очень-то помогало. Как обычно видят счастье люди? Любимое дело, семья, крепкий дом. Только единственным делом в его жизни была война, которая давно осточертела, а все остальное… Ну, с техникой еще возиться любил, да не настолько он в ней понимал, чтобы принести что-нибудь полезное в этот мир. Двигатель внутреннего сгорания представлял, рассказал в свое время об этом Вьюжину, а проку? А то он со своими восемью классами вспомнит, как из нефти бензин делают!

И семья, как ни старался, не представлялась, только чушь какая-то в голову лезла. Обрывки из полузабытых песен, фильмов и леший знает откуда еще. Четыре сыночка и лапочка-дочка… Откуда вот? Тоже песня, наверное.

И леший же знает, на кой ему вообще нужны дети. Что с ними делать-то? Он в жизни разве что с младшими общался, братом и сестрой, и то все больше со стороны, издалека. Раз шуганул дворовых пацанов, когда брата цепляли. Сестру встречал, если поздно шла, а он был в отпуске. Не обижал никогда. Вот на отчиме старался оторваться, бесил он его жутко, а мелкие… Что с ними воевать? Они-то в чем виноваты?

Да он даже о жене не мог подумать дальше постели. Вот там да, там он знал, что с этой женой делать, и особенно охотно представлялась на том месте чернявая алатырница. Ну а потом?