Янтарь в болоте

Ей стало жаль его. Алёна хорошо помнила свою учебу и как тяжело было поначалу проводить круглый год за книжками, так что осенняя и весенняя работа в поле казалась за благо. Не телу тяжело – душе. Янтарь жегся, ему мало было тех заданий, что давали наставники, и смиряться он не хотел, и на волю рвался если не выплеснуться лесным пожаром, то хоть пустить горячего коня в намет наперегонки с ветром – от этого становилось легче дышать. А княжичу тяжелее, с него больше требуют.

Наконец вспомнилась жалоба Ярослава на сына, и алатырница вздохнула, сдаваясь под гнетом сочувствия:

– Хочу. Я согласна. – Да и самой ей, если честно, претило сидеть сейчас в четырех стенах, так что соглашалась она с легким сердцем.

– Через полчаса встречаемся у конюшни! – просиял Дмитрий и умчался, а алатырница отправилась к себе за сменой одежды, не в сарафане же по лесу скакать.

Степаниды опять не было, так что собралась Алёна быстро и никому ни о чем говорить не стала. Навряд ли кто-то попытается убить ее теперь, а если попытается – уж как-нибудь справится. Да и ничем в таком случае не поможет предупреждение, а запрещать прогулку рыжая, скорее всего, не станет. Она вообще почему-то ничего не запрещала, хотя имела на то полное право, и алатырница окончательно перестала понимать, для чего она Вьюжину нужна.

У конюшни ее ждали. От нетерпения приплясывали Уголек, его хозяин и тонконогий, изумительной красоты игреневый жеребчик с длинной и шелковистой белой гривой. Рядом с ними стоял очень хмурый и недовольный конюх Остап Егорович, который на приветствие алатырницы не ответил, смерил ее тяжелым взглядом и отвернулся к Угольку, похлопал по крутой шее и сделал вид, будто жутко занят конем.

Переоделась Алёна в деннике вороного, там же, у яслей, припрятала и свою одежду, чтобы случайно никому в глаза не бросилась. Косу убирать не стала, только подвязала хвост к основанию, чтобы не прищемить нигде ненароком, – они же гулять ехали, не джигитовкой заниматься.

Конюх не сказал ей ни слова и теперь, одарив новым недобрым взглядом, словно сердился на что-то, и Алёна не смогла выбросить это из головы.

– За что он так на меня злится? – спросила она, когда кони достаточно отошли от конюшни. Они явно радовались прогулке не меньше княжича, который сидел в седле с улыбкой в уголках губ и счастливо щурился на яркое солнце, их не подгонять приходилось, а даже немного сдерживать – сами шли широким, торопливым шагом и не прочь были перейти хотя бы на рысь.

– Кто злится? – встряхнулся Дмитрий.

– Остап Егорович.

– А-а, он-то, – протянул княжич, насмешливо и широко улыбнулся. – За то, что мужиками вертишь как хочешь, а мы, дураки, только глазами хлопаем.

– Я верчу? – искренне изумилась Алёна, отчего собеседник развеселился пуще прежнего. – Кем?

– Ну, мне он только про воеводу еще говорил, мол, мозги все пропил, а теперь что останется – то… – Он запнулся, смутился и закончил скомканно: – Потеряет, в общем. Из-за тебя. А ты перед обоими хвостом крутишь и никак выбрать не можешь.

– Я?! – задохнулась от обиды алатырница. – Да он… Да как…

– Ну это он больше меня предостерегал, – с напускным спокойствием продолжил княжич, хитро поглядывая на спутницу. – Чтобы я с воеводой не вздумал из-за бабы ссориться. Любит он Рубцова, хотя и ругает.

– Да за кого он меня принимает?! Чтобы я с двумя сразу гуляла? Да он!..

– Ну, со мной вот гуляешь, улыбки раздаешь ласковые, с воеводой, Егорыч сказал, тоже обнимаешься, и он на тебя, дескать, щенячьим взглядом смотрит. Коварная, хитрая жадина! – продолжил зубоскалить княжич над раскрасневшейся девушкой.

– Да я тебе сейчас покажу жадину! – возмутилась Алёна, сгоряча взмахнув хлыстом. Конюх был далеко, а вот княжич со своими подначками – совсем рядом.

Пожалела об этом девушка в следующее же мгновение: хлыст, хоть и легкий, не «взрослая» злая нагайка, – так и перед ней совсем не ровня, а великокняжеский сын! Остановить замах не успела, но, по счастью, Дмитрий не обиделся совершенно, с хохотом увернулся от удара, и шлепок звонко щелкнул по крупу коня. Игреневый поддал задом и с места прянул в намет, но наездник сумел его сдержать и через несколько саженей развернул назад.

– Прости, пожалуйста! – испуганно повинилась алатырница. – Я…

– Грозная ты, – улыбнулся княжич. – Не сердись, я тоже не со зла. Такое у тебя лицо было!

– То есть Остап Егорыч ничего подобного не говорил?

– Да он вообще поговорить любит, не бери в голову, – посерьезнел Дмитрий, задумчиво глядя вперед, на вьющуюся между деревьев тропу. Здесь она была широкой, два коня рядом вполне помещались. – Я не о том хотел, не сдержался просто. Говорю же, ты хорошая, но я в тебя не влюбился. А если бы влюбился, все равно под венец не поволок бы, не бойся.

– А почему я должна этого бояться? – нахмурилась Алёна.

– А ты разве сможешь вот так? – Он глянул искоса, дернул головой куда-то назад. – Как все эти.

– Я не понимаю…