Рубцов знал, как люди живут, не слепой же, и вроде не дурак, и не бирюком в лесу обретался. Умом понимал, но к себе примерить не мог.
Дома наверняка бы спился, если бы выжил. Да и здесь попытался, но вот не дали…
Горло сдавила злая безадресная досада. Олег набрал в грудь воздуха, нырнул и поплыл так, в густой черноте, закрыв глаза, чтобы окончательно перестать различать, где верх и низ.
В ушах молоточками стучала кровь. Плыл долго, изо всех сил, пока хватало воздуха. Минута, две, три… пока легкие не начало жечь огнем, пока не застучал в затылке тревожный набат, и немного после. Вынырнув на поверхность, не дал себе передохнуть и погреб в сторону берега так, словно на мировой рекорд шел или от этого его жизнь зависела. Доплыл, развернулся – и вновь по лунной дорожке, пытаясь выбросить из головы все мысли, вымыть тошнотворную горечь из души.
Вымотался в конце до того, что еле выбрался на берег, дрожащими от усталости руками натянул на мокрое тело одежду. От той разило конским потом пополам с собственным, что особенно остро чувствовалось после озерной свежести. Но смену захватить не догадался, пришлось перетерпеть. От ночной зябкой сырости слегка потряхивало. В воде еще ничего было, а на берегу – стыло. Сапоги на мокрые ноги сразу не полезли, и Олег плюнул. Насмешливо потыкал мыском ноги задремавшего пса и потрусил ко дворцу рысцой, как был босой и с сапогами наперевес.
Шарик нагнал вскоре и тяжело запыхтел рядом. Пес был в солидном возрасте, попусту бегать не любил, чай не щенок, но и хозяина одного в его глупостях не бросал. То сиднем сидел, а теперь ишь – забегал! Дурной же, пропадет без пригляда…
До покоев своих Олег добрался, никого по дороге не встретив, – ночь глубокая, даже слуги спали. Чего хотел, он добился, устал здорово: больше часа в седле провел, Остап Егорыч с него семь потов согнал, а потом еще сам себе устроил заплыв с пробежкой. Пришлось приложить усилие, чтобы заставить себя вымыться, но наличие крана с горячей водой стало решающим. Как тут работал водопровод, Олег никогда не вникал, он и дома-то представлял это смутно. Есть – и ладно, и хорошо, потому что иначе он бы точно лег как был.
Завалился спать воевода как подкошенный, даром что в голове продолжала издевательски побрякивать голосом давно мертвого сержанта заевшая строчка. Горы слева, горы справа, посредине Хулхулау… Ухнул в сон сразу, не ворочаясь и не обращая внимания на унылое предчувствие новой встречи со старыми кошмарами.
Только, к удивлению, те изменили себе и не явились. А снилась Олегу вторую ночь кряду чернявая алатырница, и спал он, может, беспокойно, но – сладко.
Глава 10
Княжеский сын
Степанида свою подопечную успела потерять и почти начала волноваться, так что ворчала на вернувшуюся Алёну долго и нудно, напомнив тем бабушку. Все же она точно старше тех лет, на какие выглядит, и намного! Узнать бы все-таки, кто такая?
Брюзжание алатырница слушала смирно, большей частью пропуская мимо ушей, на вопросы отвечала коротко и невпопад, и Степаниде это в конце концов надоело. Она махнула рукой на рассеянную девицу и прекратила что поучать, что пытаться расспрашивать – вернулась, и живая, а в остальном ее, Стеши, дело сторона. Алёна тому только порадовалась, села в уголок с книжкой и затихла. Правда, страницы переворачивать забыла, глядя и не видя ни единой буквы.
Губы ныли, сердце трепетало, было томно и маетно. И горько, стоило вспомнить его слова. «Меня никто и нигде не ждет». Да, говорил ровно, без боли, но оттого еще горше делалось. От смирения, от привычности к этому беспросветному одиночеству. И нестерпимо хотелось поспорить, сказать, что ждали. Она ждала, все эти годы!
Но хорошо, что смолчала. Он ведь не о том говорил, и что ему мечты чужой девчонки? Он ее знать не знает, второй день знакомы. А что поцеловал… Ну так сама напрашивалась, чего теряться? И не нужно видеть за этим иного.
Не нужно, но как же хочется!
Насилу отвлекла себя от этих мыслей, да только прочие были не лучше, и Алёна не знала, за что хвататься и куда бежать. И когда спать легла, легче не стало, так и промаялась полночи. Янтарь в крови волновался и обжигал, вторя беспокойству и окончательно прогоняя дрему. Забылась она только к утру неровным, обрывочным сном, в котором то мчалась куда-то, загоняя коня, то, оскальзываясь, бежала среди скал над пропастью.
– Засоня, ты вставать-то собираешься? – разбудил ее голос Степаниды.
– Что, уже утро? – сонно пробормотала Алёна, села в постели, потерла кулаком глаза. Зевнула.
– Да уж к полудню! – насмешливо отозвалась рыжая. – Мне все интереснее, чем же ты таким вечером занималась, что теперь так спишь?
– К полудню?! – охнула алатырница, пропустив остальное мимо ушей. – Что ж ты меня не разбудила?
– А зачем? – пожала плечами Стеша, наблюдая за метаниями подопечной с явным удовольствием. – Спешки-то никакой нет. Я и так тебя разбудила только потому, что тебе подарок принесли.
– Подарок? Какой? – Алёна замерла от неожиданности на пороге мыльни.