Янтарное побережье

В низине озеро подступало прямо к дороге, тут паренек затормозил и, опустив ноги с педалей на землю, засмотрелся на воду. Он стоял на правом, подветренном берегу; солнце светило справа, и под откосом — дальше берег повышался — можно найти славное местечко в тени старых деревьев, с просветами в тростнике, чтобы забросить удочку. Паренек слез с велосипеда и повел его по краю поля вверх, придерживая руль одной рукой. Поле было засеяно свеклой, но у тропинки попадалась брюква; паренек нагнулся, вырвал брюквину и понес ее, держа за ботву. Он нашел спуск к озеру и, упираясь каблуками в землю, свел велосипед, прислонил его к дереву, положил рядом брюквину и мешок со сливами и сразу же, поглядывая на воду, принялся отвязывать от рамы удилища. Все это он проделывал молча, без спешки и суеты. Став на колени, он собрал удилище, привязал леску, размотал ее с дощечки, прикрепил поплавок, потом достал из сумки завернутое в целлофан тесто, оторвал комочек, насадил на крючок и отправился с удочкой к берегу. Ветви деревьев нависали над водой, и удочка зацепилась за сук. Но паренек без труда освободил леску и уж дальше понес удочку наперевес. Он закинул ее, поплавок-гусинка стал вертикально и тут же дернулся, нырнул, но не ушел в глубину, не скрылся весь под водой, а вскоре снова замер. Паренек ждал, сжав губы. Потом осторожно поднял удочку и увидел пустой крючок. Насадил другой комочек теста, закинул, поплавок нырнул, и паренек подсек, уже чувствуя, что прозевал, что рыба ушла. Взял наживку побольше, и теперь поплавок долго неподвижно стоял в воде. Вдруг пошел вниз, паренек подсек и вытащил первую рыбу, плотвичку. Положив удочку на землю, он снял рыбешку с крючка, пошел к велосипеду и одной рукой распустил завязку мешка. Высыпал сливы на землю и положил в мешок рыбешку. Потом опустил мешок в воду, привязал шнурок к одной из ивовых рогаток, торчавших из мокрой земли, снова насадил комочек теста, закинул, положил удочку на рогатку и, посматривая на воду, принялся налаживать другую удочку. Эта была короче, с толстой жилкой, пробковым поплавком и крючком покрупнее; паренек решил наживить на нее червяка. Закинув удочку за прибрежный тростник, он положил ее на рогатку и стал следить за поплавками, иногда поглядывая на мешок, от которого по воде расходились тонкие, концентрические круги.

Солнце повисло над вершинами деревьев, и паренек сидел, опершись спиной о толстый ствол тополя. Он был босиком, без рубашки, штанины закатал до колен. В руке он держал сливы и ел их, стирая пальцами фиолетовую пыльцу. Две удочки лежали на рогатках, одна справа от просвета в тростнике, другая слева; между ними была воткнута в землю короткая бамбуковая донка с катушкой и колокольчиком на верхнем проводном кольце; за тростником становилось глубже, и леска донки почти отвесно уходила в воду. На длинной удочке тонкую леску сменила другая, потолще, да и поплавок теперь уже был не тот, а толстый, пробковый. В мешке плескалось несколько рыбешек, но все мелочь. Паренек ел сливы и поглядывал то на удочки, то на воду, то на противоположный берег. Тот берег был отлогий, открытый, поля подходили прямо к воде, и только в одном месте к озеру спускался неглубокий, заросший овражек. Где-то там давным-давно, еще в войну, дедушка паренька ночью закинул удочку и зацепил перемет. Дедушка вытащил его: на нескольких крючках извивалось девять большущих угрей. Паренек знал эту историю, дедушка рассказывал ее, а приезжая к ним, всегда ставил донку, надеясь, что ему опять повезет, и паренек тоже надеялся, хотя ему еще не доводилось поймать в этом озере угря.