Янтарный звездопад

— Да, говорю! Если бы ты не предпочитала меня ему, ничего бы не случилось! Он мстил за твою любовь! — из глаз Кодзиро брызнули слезы. — Мама, почему ты не любила нас поровну? Разве ты не понимала, как он был одинок? Он же твой сын, так почему ты не любила его?

— … — Ты винишь… меня… в той трагедии? — пробормотала Охигаси. — Почему я не любила Бонтэна… Говоришь, это наказание…

— …

— Почему я… не любила его?

— … Мам.

— Почему мама не любила Бонтэна?

Озадаченный, Кодзиро пристально на нее смотрел.

По ее щекам катились крупные слезы.

— Нет и не было такого дня, когда мама не думала бы о Бонтэне…

— Мама, — прошептал Кодзиро.

— Да, это правда. Ты верно сказал, я не боготворила Бонтэна, как тебя. Но Кодзиро…

— …

— В глубине материнского сердца столько слов, которые легко не скажешь посторонним!

Наоэ смотрел на нее, не отрываясь. Лунный свет скользил по залитому слезами лицу Охигаси и придавал ее острому взгляду почти божественное сияние. Жесткое, строгое лицо. Но это лишь больше подчеркивало живущую в ней любовь… лицо матери…

«Бодхисаттва…»

Мокрое от слез лицо обратилось к ним.

— Кодзиро, ты должен принять правление. Я отдаю страну, которую не смог получить Масамунэ тебе, которого он погубил, — вокруг ее тела занимался бледный рассеянный свет. — И я никому не дозволю вмешаться! Никому!

— !

— Мама!

Охигаси, взвыв, изо всех силы швырнула в Наоэ ненпу.

Гошинхеки Наоэ блокировало ненпу прямо перед ними, полетели со свистом, раздирающим барабанные перепонки, искры.

— Ааа!

Наоэ рассекал свет руками.

— Ааа!

Охигаси отшатнулась, прижимая руку ко лбу.

— Бай! — выкрикнул Наоэ.

— Наоэ-удзи!

Тело Охигаси было сковано. Кодзиро попытался остановить его, но Наоэ, не обращая на него внимания, свел ладони в ритуальном жесте.

— Ноумакусаманда боданан баисирамандая соака!

— Перестаньте! Пожалуйста, не надо, Наоэ-удзи! — Кодзиро повис на нем.

— О великий Бисямонтэн! — Наоэ стряхнул юношу прочь. — Даруй мне силу Твою, дабы истребить зло!

Из его кулаков вырвался ослепительно белый шар.

— Ты! — сдавленным от ненависти голосом взвизгнула Охигаси. — Будь… ты… проклят!

— Не надо, Наоэ-удзи!

Он не мог позволить себе быть снисходительным.

— Тебуку!

Вспышка. Неистовая мощь тебуку вырвала Охигаси из занимаемого ею тела, и все утонуло в этой бешеной силе. Охигаси издала дикий вопль. Свет оборотился ветром и унес ее дух вон.

В пронзительно чистой белизне Кодзиро простонал:

— Мама!

Кррак. Масамунэ внимательно разглядывал осколки чашки, которая вывалилась у него из рук. Его жена Мэгохимэ посмотрела на него с удивлением:

— Доно?

Масамунэ поднял глаза к луне, медленно плывущей в небесах Сэндая. Ему показалось, что кто-то позвал его по детскому имени.

«Мама?»

Свет угасал. На сад поместья Уэсима, где покоилось женское тело, вновь опустилась тишина. Рядом лежали останки онре Могами: тебуку Наоэ изгнало и их. Кодзиро молча глотал слезы.

— Кодзиро-доно…

Юноша даже не шевельнулся. Наоэ окликнул еще раз, потянулся положить руку ему на плечо.

Кодзиро яростно отбросил его ладонь и повернулся, в его глазах полыхала ненависть.

— Кодзиро-доно, поедем со мной в Сэндай, к твоему брату.

— …

— Кодзиро-доно.

Кодзиро опустил взгляд. Его плечи вздрагивали. От гнева?

Наоэ подождал немного и развернулся, собираясь уходить. Лишь тогда Кодзиро заговорил:

— Наоэ-удзи.

— Да?

— Кинрин хо могут противостоять Гозанзэ Мео хо[8] и Дайтоку Мео хо[9], — сказал юноша, продолжая стоять к нему спиной. — Вы победите, если ударите ими двоими сразу.

— Гозанзэ[10] и Дайтоку[11] одновременно…

— Я просил вас передать моему брату. Сказать ему о маме и мне…

Наоэ кивнул:

— Обещаю.

Юношу бил озноб. Он опустился на колени перед телом женщины, бывшей сосудом для его матери. Наоэ поглядел на него через плечо и покинул сад.

Близился рассвет. Наоэ хмурился на светлеющее небо, на его лицо вернулась суровость.

«Кагетора-сама..!»

Глава 3: Город, застигнутый бурей

Свинцовые тучи зависли низко в небе.

Женщина, стоя под дождем, осматривала неясные руины воронки, что осталась на месте Северо-восточной университетской больницы. Незваная гостья выглядела странно: подойдя поближе, можно было увидеть причудливую ауру вокруг нее. Она осторожно поднесла ко рту сжатые в кулак пальцы левой руки и тронула их языком, будто демон, пробующий человеческую кровь. Мудра Дакинитэн, вот что это было:

— Наамаку санманда боданан кирику каку соака…

Вокруг женщины зловеще дрогнул воздух, а мгновением позже затеплилось бледное сияние.

— Наамаку санманда боданан кирику каку соака. Наамаку санманда…

Сияние приняло очертания зверей — коко, духи-лисы Дакинитэн, начали свой воздушный танец.

— Он дакини сахахаракятэй соака.

Коко заметались вокруг женщины, а в кругу их лежала маленькая деревянная куколка — коппасин.

— В атаку, лисы!

Духи подчинились немедля — с рычанием и оскаленными клыками они набросились на коппасин. Однако же…

Аааааааа!

Лисиц словно смело, и они в корчах ударились о землю. Женщина — Могами Есиасу — пристально смотрела на коппасин, который будто бы дрожал… а потом в воздухе над ним возник мерцающий образ гневного безжалостного божества.

— Это!