Япония в меняющемся мире

Сенсационным исключением из правил стали некоторые телевизионные комментарии во время выборов 1993 г., открыто призывавшие «положить конец эре ЛДП». Трудно сказать, насколько велика была на самом деле их роль в поражении либерал-демок-ратов, и без того скомпрометировавших себя многочисленными финансовыми скандалами и непопулярными политическими шагами, но сбрасывать со счетов этот фактор тоже нельзя. Подлинного единства в партии не было уже давно, а баланс составлявших ее фракций из неустойчивого равновесия все больше приближался к устойчивому неравновесию. Однако в самых неожиданных, на первый взгляд, действиях ведущих СМИ этого времени легко увидеть не столько проявление фатального раскола правящей элиты, сколько ее несомненное стремление к очищению своих рядов и к обновлению имиджа. Проштрафившихся политиков и ранее не раз приносили в жертву, дабы они не подрывали авторитет партии или власти, и СМИ неизменно играли в этом важную роль, как в случае с Уно.

Но даже в освещении громких политических или финансовых скандалов ведущие СМИ обычно соблюдают сугубую осторожность, особенно если дело идет к выборам. Главным препятствием на пути «грязных политтехнологий», в том числе избирательных, является коллективная ответственность журналистов и редакторов перед обществом, элитой и коллегами, значение которой в Японии очень велико. В распоряжении японских политтехнологов и пиарщиков находятся огромные средства и возможности (как финансовые, так и технические), но сами методы и условия их работы радикально отличаются от существующих в США, с одной стороны, или в России, с другой. Сами японцы 一 и политтехнологи, и медиа-аналитики — признают, что в их избирательных кампаниях СМИ играют меньшую роль, чем личные, организационные и социальные связи кандидатов и их партий, и что влияние газет — как более политизированного СМИ 一 до сих пор выше влияния телевидения, больше ориентированного на просвещение и развлечение. В Японии симпатии традиционно вызывает стремление к гармонии и консенсусу, ненавязчиво, но ощутимо поддерживаемое СМИ.

МЕЖДУ ГОРДОСТЬЮ И СТЫДОМ: ВОСПРИЯТИЕ НАЦИОНАЛЬНОЙ ИСТОРИИ

Национальная, история и национальные интересы

В последние годы понятие «национальная история» все более уверенно заявляет о себе в российской историографии, если не потеснив более привычное «отечественная история» (вариант: «история Отечества»), то встав наравне с ним. В отличие от «отечественной истории», оперирующей преимущественно географическими и политическими критериями и реалиями Российской империи 一 СССР в целом, национальная история (далее будем употреблять этот термин без кавычек) 一 это история прежде всего конкретной нации и ее культуры, в том числе ее национальных политических и государственных образований. Национальная история уделяет особое внимание культурным, духовным, этническим и религиозным аспектам, приближаясь к несправедливо забытому понятию «родиноведение», распространеннному в российской дореволюционной историографии и педагогике. Именно о ней все больше пишут ученые, общественные деятели и публицисты, представляющие этническое и культурное многообразие бывшего СССР, а ныне «постсоветского пространства».

В драматической ситуации последних десятилетий национальная история окончательно стала одной из важнейших форм национального самосознания и национальной самоидентификации, поэтому проблемы ее толкования и восприятия представляют отнюдь не только академический интерес. Российские историки Е.Ю. Зубкова и А.И. Куприянов справедливо отмечают: «Любое общество в периоды кризисов сталкивается с явлением актуализации прошлого. В такие моменты история страны, народа более всего подвержена соблазну нового прочтения, при этом речь не идет о поступательном развитии исторической научной мысли, которой (если она претендует на статус науки) вообще свойственно сомневаться и критически оценивать собственные достижения. Во всяком случае не потребности истории как науки играют здесь решающую роль, на первый план выходят скорее конъюнктурные соображения и политические интересы»⁹⁴.