Япония в меняющемся мире

В октябре 1981 е был создан Народный совет в защиту Японии, i объявивший в числе своих целей и

Именно Касэ стал официальным редактором программного издания Народного совета 一 «Нового курса истории Японии», выпущенного в качестве школьного учебника по национальной истории¹⁰⁸. Судьба книги и ее путь в школьные классы оказались нелегкими. Еще до того, как «Новый курс» попал к читателям, против него резко выступили не только центральный орган компартии 【«Акахата», но и либеральная «Асахи». 7 июля 1986 г. министерство просвещения утвердило книгу в качестве школьного учебника, но сделало в ней ряд цензурных купюр. Внешнеполитические ведомства КНР и некоторых других азиатских стран выступили с официальными протестами против издания книги. Несмотря на это в 1986/1987 учебном году 32 школы приняли «Новый курс» в качестве базового учебника по истории — несомненная победа авторов в условиях доминирования левых в педагогической среде. Как показали дальнейшие события, это было только начало новой волны гражданского движения.

Чем не угодил «Новый курс» своим оппонентам? Прежде всего тем, что попытался лишить «министерство правды» — истэблишмент и его леволиберальных попутчиков 一 монополии на обладание исторической истиной и на трактовку исторического прошлого. Это был именно вызов академическому и даже отчасти политическому истэблишменту, может, не во всем удачный, но смелый и масштабный. Авторы открыто замахнулись на такие «святыни» послевоенной идеологии и подчиненной ей историографии, как «нанкинская резня» и односторонняя ответственность Японии, точнее кабинетов Коноэ и Тодзио, за начало войны на Тихом океане, а также утверждали, что война Японии в Азии была направлена против «белого империализма» и имела «освободительный характер».

Здесь необходимо сделать пояснение относительно «ревизионистского» направления в историографии (Historical Revisionism), поскольку этот термин применялся к различным авторам и школам, подвергавшим «ревизии» совершенно разные утверждения и теории. В соответствии с историографической традицией, сложившейся в европейской и американской науке еще в 1920-е годы, так называют школу историков, отвергавших «версальскую» версию об исключительной ответственности Германии и Австро-Венгрии за развязывание Первой мировой войны. После долгих дебатов представители этого направления к середине 1930-х годов лидировали в академической историографии не только побежденных, но победителей. Особенно сильными были позиции ревизионистов в США, где школу представляли такие видные историки, как С. Фэй, 4.0. Бирд, Г.Э. Барнес, У Лэнджер, считавшие вступление США в войну трагической ошибкой. В ходе Второй мировой войны часть ревизионистов перешла на интервенционистские позиции, поддержав политику Рузвельта и тем самым сохранив ведущее положение в академическом истэблишменте. Однако большинство отказалось участвовать в пропагандистских кампаниях режима и принять официальную версию об исключительной ответственности стран «оси» за новую войну. Отлученная от крупнейших университетов и издательств «свободного мира», ревизионистская историография до сих пор подвергается гонениям как «политически некорректная», но тем не менее благополучно существует и расширяет сферу своего воздействия.

Особенностью современной ревизионистской историографии является ее тотальная оппозиционность умеренно консервативному и либеральному истэблишменту, с одной стороны, и марксистам и коммунистам, с другой, и тех,,и других ревизионисты критикуют за принесение исторической правды в жертву политическим выгодам и идеологическим схемам, а также за забвение национальных интересов в угоду интернационализму мондиалистского типа. Оппоненты дружно называют ревизионистов «ультраправыми» и «неофашистами», что является исключительно полемическим приемом неблагородного свойства.

Что касается японской историографии, то говорить о ревизионистском (в данном смысле слова) направлении в ней можно только применительно к 1990-м годам, когда оппозиция «политической корректности», объединившей коммунистов и либералов, стала открытой. Именно тогда японские ревизионисты стали завязывать связи с единомышленниками за границей, включаясь в единый историографический процесс. «Новый курс истории Японии» лишь отчасти может быть назван ревизионистской работой, поскольку его авторы, в отличие от сегодняшних ревизионистов, искали поддержки не у общественности, а в правительственных кругах, претендуя на официальное одобрение своей деятельности. Коммунистические критики, утверждавшие, что содержание учебника совпадает с политической линией Накасонэ, были одновременно и правы, и не правы. С одной стороны, сам премьер не раз призывал японцев «очиститься от привнесенных из-за рубежа взглядов на историю», а идеологи японского ревизионизма критиковали и проамериканскую «концепцию истории Токийского процесса», и просоветскую «коминтерновскую концепцию» как «мазохистское» искажение национальной истории¹⁰⁹. С другой стороны, позиция администрации Накасонэ была откровенно проамериканской, за что премьера не раз критиковал известный политик и публицист Исихара Синтаро, нынешний мэр Токио. Замечу, что Исихара, имеющий репутацию «возмутителя спокойствия», позволял себе выступать против трактовки войны Японии в Азии как «агрессивной» и публично сомневаться в достоверности официальной версии «нанкинской резни»•母!тюры, сделанные министерством просвещения в тексте «Нового курса», отражали позицию правительства не в меньшей степени, чем факт одобрения учебника. Поэтому полностью приравнивать позицию его авторов к позиции тогдашней администрации некорректно.

Впрочем, в середине восьмидесятых эти позиции были действительно близкими. Расхождения начались с началом девяностых, когда обстановка в мире радикально изменилась. Ослабление и распад СССР сняли с повестки дня «советскую угрозу». Внешнеторговые конфликты с США заставили усомниться в оправданности полного подчинения политики Японии диктату «Большого Брата». «Четыре дракона», особенно Республика Корея, стали предпринимать откровенно антияпонские акции, в том числе апеллируя к событиям прошлого. Поражение либерал-демократов на выборах 1993 г. 一 первое со времени основания партии в 1955 е 一 показало, что «в датском королевстве» далеко не все благополучно. После смены власти исторические сюжеты снова вышли на первый план в текущей политике.

История как политика: «женщины комфорта»

Сформировавший правительство после поражения ЛДП в 1993 г., Хосокава Морихиро — выходец из тех же рядов, аристократ и внук довоенного премьера принца Коноэ Фумимаро 一 начал серию «извинений» перед странами Азии за действия Японии в 1930-1940-е годы. Это вызвало глухое, но явное недовольство консерваторов, которые считали вопрос разрешенным и закрытым еще в начале 1960-х годов, с восстановлением дипломатических отношений и выплатами репараций и компенсаций.15 августа 1993 г., в годовщину императорского рескрипта о капитуляции (этот день считается в Японии днем окончания войны), глава правительства назвал действия Японии «агрессивной войной». Во время визитов в Китай, Корею и страны АСЕАН Хосокава и министр иностранных дел Хата Цутому (будущий премьер) снова и снова каялись за прошлое. «Дипломатию извинений» продолжил их преемник Мураяма Томиити, основной темой внешнеполитической риторики которого стал приближавшийся пятидесятилетний юбилей окончания войны на Тихом океане. 23 августа 1994 г. премьер отправился с официальным визитом на Филиппины, в Сингапур, Малайзию и Вьетнам именно для того, чтобы принести извинения за японскую агрессию в прошлом и подтвердить оказание этим странам экономической помощи в будущем. Эти же темы занимали главное место в его программной речи в парламенте 20 января 1995 г. Наконец,15 августа того же года Мураяма снова принес окончательные извинения всем странам Азии, пострадавшим от японской экспансии. С критикой этого заявления выступила влиятельная группа консерваторов во главе с Касэ Тосикадзу, руководившим созданием «Нового курса истории Японии».

Однако волна извинений вызвала в некоторых странах Азии не одобрение и понимание, как логично было бы предположить, но, напротив, новую вспышку антияпонских настроений. Извинения были сочтены проявлением слабости, чем попытались воспользоваться отдельные политики и общественные деятели. Думаю, не будет ошибкой применить к этой ситуации характеристику, данную положению дел в постсоветской России: «Дегероизация истории России изнутри и вызов национальных историй извне»¹¹. На таком фоне в Японии поднялась новая волна гражданских движений, стремящихся к переоценке прошлого. «Леваки», интегрировавшиеся в истэблишмент, поддержали «дипломатию из-|винений» и критиковали правительство только за ее недостаточно активный характер. Особенно это касается так называемых «женщин комфорта» — преимущественно кореянок, использовавшихся в годы войны для удовлетворения сексуальных потребностей солдат японской армии. Это вопрос деликатный и не до конца проясненный, поэтому ограничусь общими замечаниями.

17 Зубкова Е., Куприянов А. Цит. соч. С. 300.

Ряд авторов, как в Японии, так и за ее пределами, утверждает, что женщины были мобилизованы, во-первых, официально, а во-вторых, насильно, а потому имеют полное моральное и юридическое право требовать денежную компенсацию от японского правительства, не говоря уже об извинениях и признании своей полной ответственности за преступные действия. Несмотря на усиленные разыскания, первое утверждение не получило необходимого документального подтверждения, поскольку прибыльным «секс-бизнесом» занимались частные лица, а официальные органы лишь пользовались их услугами. Эти торговцы «живым товаром» и должны нести ответственность за свои, мягко говоря, неприглядные деяния. Что касается утверждений о насильственном характере вовлечения женщин в «секс-бизнес», то и они остаются спорными, поскольку основаны не на документах эпохи, а почти исключительно на заявлениях самих бывших «женщин комфорта», в том числе сделанных через много десятилетий после войны¹¹⁰.

Сомнительный характер этой аргументации должен быть очевиден любому беспристрастному историку. Конечно, это не означает, что не следует выслушать и жертв — многие из женщин действительно стали жертвами обмана, а порой и прямого насилия —однако щепетильность ситуации, непосредственно связанной с отношениями Японии и соседних стран, требует особенно тщательной проверки фактов. Японские суды уже рассмотрели ряд исков бывших «женщин комфорта», удовлетворив одни и отказав в других. В каждом случае суд мотивировал свое решение, однако любое удовлетворение иска встречалось бурными восторгами большинства СМИ, любой отказ 一 гневным осуждением. Это едва ли способствует установлению исторической истины и достижению общественного согласия.

Проблема «женщин комфорта» оказалась в центре внимания группы японских ученых и общественных деятелей, основавших в декабре 1996 г. упоминавшееся выше Общество по созданию новых учебников истории. Во главе его встал профессор (ныне почетный профессор) Токийского электротехнического института Нисио Кандзи, специалист по германской философии. Несколько ранее, в июле 1995 г., возникла Ассоциация за развитие свободного взгляда на историю, которую возглавил профессор (ныне почетный профессор) Токийского университета Фудзиока Нобукацу. Полагаю, что именно решение министерства просвещения от 27 июня 1996 г. оставить рассказ о «женщинах комфорта» в учебниках национальной истории для средней школы и стало поводом для организационного объединения несогласных, которых на сей раз вполне можно назвать ревизионистами. Философ Нисио является «титульным» главой движения, однако многие ревизионисты отдают негласное предпочтение практику Фудзиока.

Специалист по вопросам педагогики и школьного образования, Фудзиока, по его собственному признанию, обратился к изучению спорных вопросов национальной истории только в начале девяностых (!) под влиянием американской ревизионистской историографии, прежде всего книги Р. Минера «Правосудие победителей», содержавшей резкую, но мотивированную критику Токийского процесса и его решений¹¹¹. Предвидя упреки в недостаточной компетентности, Фудзиока сосредоточил внимание не на конкретных вопросах национальной истории, но на ее интерпретации и преподавании в школе, посвятив этому несколько темпераментно написанных книг¹¹². На симпозиуме, посвященном пятидесятилетию Токийского процесса в 1996 г., он подверг аргументированной критике использование в педагогической практике восходящих к решениям трибунала историографических клише, от которых давно отказалось большинство историков-профессионалов. В вопросе о «женщинах комфорта» он не только подверг сомнению достоверность распространяемых сведений, но решительно выступил против любых упоминаний об них в школьных учебниках, мотивируя это прежде всего соображениями морали и опасениями за детскую психику¹¹³. Наконец, он не раз «озвучивал» сомнения историков-ревизионистов в достоверности официальной версии «нанкинской резни».

Можно не соглашаться с сомнениями Фудзиока-историка относительно достоверности сведений о «женщинах комфорта» и оспаривать его аргументы, но убежденность Фудзиока-педагога в том, что подобным сюжетам не место в учебниках для 12-15 летних детей, по-моему, вполне оправдана, и дело даже не в коронной фразе Фудзиока о том, что «народ, не имеющий истории, которой он мог бы гордиться, не может существовать как нация», хотя оспорить ее трудно. Дело в том, что едва ли стоит акцентировать внимание школьников на «низменных» проявления человеческой натуры. Не знаю, согласятся ли со мной японские учителя, но их российские коллеги, думаю, согласятся.

Два слова о «нанкинской резне». Если версия Токийского процесса об уничтожении японцами более двухсот тысяч китайцев, преимущественно военнопленных и мирных жителей, после взятия Нанкина в конце 1937 г, подтвердится, совершившееся ляжет несмываемым позором не только на армию, но и на всю страну. Ревизионисты не устают повторять, что поведение японской армии во время войны, конечно, не лишено «эксцессов», но они сопоставимы с тем, что совершали армии союзников, а не нацистской Германии. Антияпонски настроенные авторы настаивают на обратном. Поэтому вопрос о том, что же на самом деле произошло в Нанкине, имеет для Японии и японцев отнюдь не отвлеченный характер.

Мнение японской правящей элиты четко выразил в частной беседе с автором этих строк видный аналитик, посол в отставке и бывший заместитель министра иностранных дел. По его мнению, ревизионистское освещение истории Японии не только неверно, но и опасно. Япония должна стыдиться своей истории 1930-1940-х годов, в которой нет ничего позитивного, и полностью покаяться за все свои деяния, если хочет стать полноправным членом мирового сообщества. Поведение японской армии во время войны, особенно в Китае и на Филиппинах, было варварским и бросает тень на весь японский народ, хотя и другие страны совершали подобные деяния 一 например, США во время войны во Вьетнаме. Однако сравнивать жестокости японской армии с уничтожением евреев нацистами все же нельзя. Яснее не скажешь. Люди «попроще» реагировали более решительно, например, отключая электричество в кинотеатрах, когда там в 1998 е демонстрировался нашумевший фильм «Пурайдо» (от английского «Pride»), подвергший радикальному пересмотру сложившиеся представления о героях и злодеях Токийского процесса. Сделанный почти безукоризненно с точки зрения исторических деталей, фильм далеко не бесспорен по своей концепции. Однако, оппоненты предпочли противопоставить ему не академические, а силовые аргументы, вроде отключения света в кинотеатрах во время показа фильма.

«Ивновь продолжается бой...»

Дискуссиям о проблемах национальной истории в Японии не видно конца. Накал их не снижается, они захватывают широкие слои населения и все более активно вторгаются в текущую политику, особенно в связи со скандалом вокруг альтернативного «Нового учебника истории» для средней школы, наконец-то, выпущенного Обществом по созданию новых учебников истории и разрешенного к использованию министерством просвещения после того как в рукопись было внесено 137 поправок¹¹⁴. Предугадать реакцию оппонентов было несложно. Сам факт разрешения вызвал бурю возмущения в КНР и Республике Корея (напомню, в этих странах существует система единого государственного учебника), причем протесты приносились на уровне министерств иностранных дел. Однако, когда премьер-министр Коидзуми Дзюнъитиро напомнил о свободе слова и информации и о праве на разные точки зрения, Сеул объявил о замораживании политических и культурных контактов с Японией. Это даже чуть не помешало проведению чемпионата мира по футболу 2002 г. в Японии и Республике Корея.

Под огнем критики в адрес «Нового учебника истории», в которую в той или иной степени включились все крупные газеты — кроме консервативной «Санкэй», традиционно поддерживающей ревизионистов, — только несколько частных школ отважились принять его к использованию. Немногочисленные государственные школы отважились последовать их примеру только через несколько лет, с трудом преодолев давление со стороны профсоюзов учителей, левых общественных организаций и большинства своих же коллег. Каждый такой факт становится новостью для прессы, причем гордящиеся своей объективностью японские СМИ не забывают подчеркнуть, что это «националистический» и «спорный» учебник. Это снова подняло наболевшие вопросы о государственном контроле над учебниками, призывы к ликвидации которого стали раздаваться все громче, и о том, до какой степени необходима «национальная» ориентация школьного образования. Ответ Фудзиока предельно прост: «Поскольку мы — японцы, вполне естественно, что мы должны видеть все вещи прежде всего в перспективе Японии и ее национальных интересов»¹¹⁵.

Разумеется, не только «патриоты» вроде Фудзиока апеллируют к «национальным интересам» и считают себя их единственными защитниками. «Мазохисты» тоже исходят из своего понимания национальных интересов, когда призывают не просто каяться ради покаяния как такового, но осмыслить прошлое, очиститься от воздействия всех его темных сторон и вступить в новое тысячелетие с чистой национальной совестью и неомраченным национальным самосознанием. Таким образом, «мазохистов» и «патриотов» в современном японском обществе фатально разводят в противоположные стороны не только исторические, но прежде всего идейные и политические разногласия, что сразу вызывает в памяти известную формулу М.Н. Покровского: «История есть политика, опрокинутая в прошлое».

По верному замечанию Г.А. Бордюгова, «каждое поколение пишет свою историю»¹¹⁶. Однако процесс, свидетелями которого мы являемся, — не просто очередное «переписывание» истории в угоду сиюминутным политическим интересам, но решение принципиально важных вопросов национального самосознания и национальной самоидентификации: будут японцы гордиться своей историей или стыдиться ее. В Японии, как и во многих странах, продолжаются дискуссии об осмыслении и переосмыслении событий прошлого, особенно наиболее противоречивых и трагических. Причем везде эти дискуссии имеют отнюдь не только академический характер, переходя из сферы историографии в сферу конкретной политики. «Вина», «ответственность», «покаяние», «национальная гордость», «национальные интересы», «прошлое ради будущего» — ключевые слова и понятия, которыми оперируют все участники дебатов, в которых каждый трактует их по-своему и считает правым только себя, игнорируя мнения и аргументы противной стороны. В ближайшее время эти споры вряд ли завершатся, поскольку далеко не все спорящие озабочены поиском и нахождением исторической истины, преследуя куда более практические, «земные» цели — как правило, сугубо политического характера. Любому мыслящему человеку, неизбежно вовлеченному в идеологические и социальные процессы, надо осознать это и отделить историю от политики, поиск истины (пусть относительной) от поиска выгоды. Проблема «расчета с прошлым» продолжает оставаться актуальной 一 и для науки, и для политики, и для исторической памяти простых японцев.