Япония в меняющемся мире

«Пряником» стало невозвращение к системе «единого учебника» по национальной истории, как предлагали некоторые (напомню, что в СССР она существовала с 1936 г.), привлечение к сотрудничеству представителей различных научных направлений и политических сил, кроме радикалов «слева» и «справа», а также введение в 1963 е системы бесплатных учебников. «Кнутом» оставалось право цензуровать тексты, представленные на одобрение в министерство, будь то рукопись или уже изданная книга. Эта система остается в действии и сегодня.

Одностороннее оправдание политического курса довоенной Японии и ее милитаристского прошлого было невозможным, поскольку решения МВТДВ и «концепция истории Токийского процесса» стали одной из основ идеологии послевоенного японского истэблишмента, хоть и не столь явно, как в обеих частях разъединенной Германии. Подобное «мазохистское» восприятие национальной истории вызывало нарекания уже в 1950-е годы, поскольку и политики, и администраторы, и многие педагоги прекрасно понимали, что невозможно вести воспитание молодежи только на одном «негативе», который к тому же чреват распространением радикальных идей. Они акцентировали внимание на таких несомненных фактах, как отличие политического режима довоенной Японии от итальянского фашизма и германского национал-социализма, воинственно антияпонская позиция Китая, США и Великобритании в 1930-е годы, поддержка Японией национально-освободительных и антиколониальных движений в Азии, содействие экономическому развитию колоний и оккупированных территорий и т.д. Со всем этим некогда была непосредственно связана деятельность многих представителей правящей элиты, определявших государственную политику в послевоенные десятилетия. Они смирились с осуждением политического прошлого Японии в целом, но старались выделить в нем возможные позитивные моменты.

Именно такой линии старались придерживаться правительство и министерство просвещения, отвергая любые проявления радикализма. На помощь пришла либеральная историография, стремившаяся взять реванш и лишить марксистов интеллектуальной и академической монополии на интерпретацию национальной истории. Тотальная критика прошлого сменилась, разумеется, не тотальной его апологией, но искренними попытками разобраться в происшедшем. Эту работу взяло на себя поколение молодых историков, пришедших в науку в конце 1950-х годов и свободных от марксистской догматики: Хосоя Тихиро, Ито Такаси, Хата Ику-хико и другие, почитаемые теперь как «отцы-основатели» нынешней японской академической историографии. С их именами связаны фундаментальные исследования и проекты 1960-1970-х годов, которые задали новое направление осмыслению национальной истории в Японии, прежде всего семитомная коллективная моно-графил «Дорога к войне на Тихом океане», переведенная на сей раз не в СССР, а в США¹⁰⁵.

Авторы не скрывали, что задумали ее как полномасштабный ответ на марксистскую «Историю войны на Тихом океане» и как шаг по сближению японской науки с европейской и американской. Мощная документальная основа, критический подход к источникам, ориентация на «летописание», а не на заданную интерпретацию, стремление дистанцироваться от одиозных, радикальных точек зрения — все эти черты надо признать несомненными достоинствами монографии. Отход от стереотипов марксистской историографии и от обвинительных формул Токийского процесса был воспринят рядом рецензентов как «ревизионизм», на что американский историк японского происхождения Акира Ириэ резонно заметил: «Трудно охарактеризовать эту работу как ревизионистскую хотя бы потому, что не существует стандартной истории, которую можно было бы ревизовать»¹⁰⁶. Именно «Дорога к войне на Тихом океане» стала и во многих отношениях продолжает оставаться стандартной работой по внешней и отчасти внутренней политике Японии 1930-х и начала 1940-х годов. По некоторым позициям семитомник «перекрыт» позднейшими исследованиями, но о его сохраняющемся значении говорит переиздание, выпущенное четверть века спустя. Можно сказать, что задуманный «ответ» удался.

«Дорога к войне на Тихом океане» стала одним из первых крупных ——и, заметим, успешных — опытов поиска «золотой середины» в интерпретации национальной истории научными кругами. Затем этим пришлось заняться министерству просвещения, которое всегда стремилось к сглаживанию «острых углов», прибегая к прямой цензуре только в крайних случаях. Подобные меры применялись, как мы увидим, и к «правым», и к «левым» авторам, но правый радикализм до сих пор не пользуется ни популярностью, ни уважением в образованном японском обществе и даже в консервативных правящих кругах считается более опасным, чем левый. Поэтому и репрессивные меры, применявшиеся к «прогрессивным» авторам, получали несравненно больший общественный резонанс.