Травматизм исторической памяти японцев связан почти исключительно с воздействием внешних факторов. Это сближает рассматриваемый нами феномен с исторической памятью послевоенной Германии, в которой безоговорочное осуждение экспансии Третьего Рейха против других стран и народов заметно перевешивает деяния национал-социалистического режима против собственного народа, за исключением «еврейского вопроса», имевшего как внутриполитический, так и внешнеполитический аспекты. Авторы японофобской ориентации давно и настойчиво проводят аналогию между нацистской Германией и «милитаристской» Японией, подразумевая под последней режим, сложившийся в 1931-1932 гг. в результате начала активной экспансии в Маньчжурии и краха системы партийных кабинетов. Эта аналогия затрагивает не только события прошлого сами по себе, но и их современное восприятие в обеих странах, как на государственном, так и на частном уровне142
. В то же время японская правящая элита, несмотря на всю подчеркнутую «политкорректность», категорически отвергает подобные аналогии, соглашаясь признать за своей страной «военные преступления», но не «геноцид», что является куда более тяжким обвинением со всеми вытекающими из этого последствиями.Большинство споров, вызванных событиями прошлого и исторической памятью о них, в современной Японии связано именно с событиями XX в., в которых нацйональное сознание пытается отыскать «свет» и признает наличие «тени». Далее мы рассмотрим эти явления более подробно. Оговорюсь лишь, что не буду обращаться к японской историографии как к науке, но лишь как к одному из факторов, воздействующих на национальное сознание и историческую память.
Как и многие другие народы, японцы издревле высоко ставили воинские доблести, поэтому военные сюжеты занимали немаловажное место в их исторической памяти. Так продолжалось до поражения во Второй мировой войне, после которой победители предложили побежденным навеки забыть о «бранной славе». Полностью искоренить эту память было невозможно, поэтому она сохранилась в относительно безобидной, с точки зрения современной «политкорректности», форме самурайской романтики, воспринимаемой в нынешней Японии как «свое кровное», но никак не связанное с современностью.
Значимым исключением остается русско-японская война 1904-1905 гг. 一 единственная война, которой Япония может гордиться и сегодня. Абсолютное большинство японцев до сих пор уверено, что эта война, во-первых, была вынужденной обороной от экспансии Российской империи на Дальнем Востоке, а во-вторых, была блистательно выиграна Японией из-за материального и, главное, духовного превосходства японской армии и флота. Такой трактовке уже более ста лет: она 一 современница войны. Прибавим сюда то, что русско-японская война отличалась «цивилизованностью», т.е. соблюдением обычаев войны, и протекала на территории Маньчжурии и Кореи, а не самих воюющих стран, не затронула напрямую их гражданское население, а потому не вызвала взаимного озлобления и ненависти.
Столетие начала и окончания войны было отмечено в Японии в 1904-1905 гг. многочисленными и разнообразными мероприятиями. В подавляющем большинстве они не имели агрессивного, милитаристского характера, а напротив, были сосредоточены на почитании памяти павших и подчеркивании важности дружбы с Россией (не забывая, конечно, про «северные территории»). Это не так странно и неожиданно, как может показаться на первый взгляд. Подлинный «золотой век» российско-японских отношений приходится именно на первое послевоенное десятилетие, от Портсмутского мирного договора 1905
Тем не менее, Япония начала боевые действия против России, с которой была связана рядом договоров и соглашений, внезапной атакой на ее флот еще до официального объявления войны. Американцы до сих пор не могут забыть японцам аналогичного нападения на Пёрл-Харбор 7 декабря 1941 г., а японцы русским 一 вступления СССР в войну против них 9 августа 1945 е, при действующем пакте о нейтралитете. Вторую мировую войну Япония проиграла, и с этим все ясно. Ответственности за совершенно аналогичное начало русско-японской войны они не чувствуют и извиняться за него не собираются, равно как и за участие в «союзной» интервенции на Дальнем Востоке России в 1918-1922 гг., но это совершенно особая и сама по себе сложная тема.