Японская кукушка, или Семь богов счастья

В один из таких дней, когда я пытался решить, что же всё-таки написать Косте, я медленными кругами передвигался по спальне, то и дело откладывая в сторону поднадоевшие мне костыли и машинально перебирая предметы на мамином комоде. В который раз я доставал оба японских веера из футляров, бессмысленно щёлкал ими как ножницами – раскрывал, разглядывал и собирал, потом подолгу пялился на открытки с неизвестными мне буковками, но они по-прежнему хранили тайну непонятного мне алфавита, и я не знал, чем бы ещё я мог себя развлечь.

На этот раз, стоя у комода, я обратил внимание, что на его поверхности пролегли островки неровных полос – там, где я трогал предметы, пыли не было, а за большим квадратным зеркалом в тяжёлой старинной оправе, прислонённым к стене – была. Тогда я решил протереть пыль и за зеркалом, чтобы не было заметно, где я трогал предметы без спроса, а где нет. Осторожно отодвигая зеркало, к своему удивлению и мгновенному восторгу, я обнаружил за ним две крохотные фигурки с первого взгляда похожие на что-то вроде маленьких нераскрашенных матрёшек. К тому же они изрядно запылились. Я взял фигурки, потёр их о пижамные брюки и увидел, что они представляли собой скульптурки человечков в забавных позах. Вырезанные то ли из светлого дерева, покрытого лаком, то ли из чего-то вроде слоновой кости, они были приятны на ощупь и, скорее всего, являли собой персонажей каких-нибудь японских сказок. Один из человечков держал в одной руке корзинку, из которой высовывалась рыбья голова, – было ясно, что это рыбак. А у другого – весёлого лысого старичка в сандалиях и мешком за спиной – из широко распахнутого халата выпячивалось большое круглое пузо. На первый взгляд эта фигурка очень напоминала уже знакомую мне чернильницу. Я невольно рассмеялся. Какие забавные! Интересно, почему я никогда их раньше не видел? Понятно, что мама привезла их из Японии. Значит, это было до моего рождения. Как тоненькая ниточка связь с моей второй родиной стала снова напоминать о себе, как бы говоря, что я не должен забывать о ней и что меня, возможно, ждут ещё новые неожиданные открытия.

Весь остаток дня я рассматривал свои находки, лёжа в постели, и дивился, как точно мастер передал не только фигуры сказочных человечков, но и выражение их лиц, детали одежды и предметов, которые они держали в руках: домик у воина и мешок у толстяка были проработаны до мельчайших подробностей – с узорами и выразительными складками на гладко отполированных боках, а ведь обе фигурки были не больше мизинца. Поистине, передо мной были не просто детские игрушки, а предметы виртуозного ремесла, если даже не самого высокого искусства. Как мне хотелось побольше узнать о них!

Натурально, от моей скуки не осталось и следа. Снова в моей больной душе лёгкой, искристой волной свежего ветра под полными парусами стало просыпаться давно забытое чувство неизбывного любопытства к миру, как будто в окно подуло пряными запахами с далёких, сказочных островов, полных удивительных исканий и надежд. Уже в полудрёме, не в силах удержать скульптурки в немеющих руках, я положил их себе под подушку, чтобы не расставаться с ними и во сне, и ещё долго размышлял о них перед тем, как заснуть. Я думал о том, как причудливо складывалась моя судьба. Чем больше я чурался страны, причастной к моему рождению, тем настойчивее она давала о себе знать. Она как будто бы говорила со мной полушёпотом, исподволь, ещё полностью не разгаданными мною знаками. Едва различимыми застенчивыми жестами она зазывала меня в свои чертоги, осторожно толкая к более близкому знакомству. Понемногу я начинал понимать, что смысл моей находки был не только в попытке развлечь меня в минуту горьких переживаний, но и для того, чтобы невзначай сообщить, что забывать историю своего родства, каким бы невероятным оно не казалось – нельзя и что в моей крови может быть запрятано что-то ещё такое, о чём я и сам пока не догадывался.

19