Японская поэзия серебряного века

Красные словари на книжной полке
Выстроились процессией похоронной.
Остывающие в очаге угли
Внемлют кличу кукушки с горы Канаяма.
Тяжкое кряхтенье сумоиста Оногава
Затихает в грязных цветах коврового узора.

Кто-то пришел.

К матовому стеклу припадает,
Подносит вплотную к окну зажженную спичку.
Сумерки в этот час пролили красные чернила…
Знаю, мне надо бежать куда-то,
Но куда — не знаю.
Знаю, мне что-то необходимо сделать,
Но что — не знаю.

Невыносимо сидеть вот так, без дела.

Над землей нависла неведомая опасность.

Я же, в белый байковый халат запахнувшись,

После бани распаренный, предаюсь сладкой истоме,
Сны смотрю лишь о свойствах электромагнетизма…
Киноварно-красное мясо побелело от пыли,
Насмехаясь над черной звездой злополучной даты.
Барометр предсказывает бурю.
Невесомая луна плавает в море.

Безмолвствуют в конверте сухие духи «Цуру».[128]

Откуда-то доносятся плач и крики —
Верно, в винной лавке колотят служанку…

По какой дороге бежать?

Скажите! Скажите!
Научите меня! Объясните, что делать!

О! Дно замерзшей реки,

Как огонь, обжигает
До боли! До боли! До боли!

Живое существо

В шутку все обратить… Но если это не шутка?
Скажешь: «Не шутка!» — прозвучит по-детски наивно.
«Шутка», — скажешь, и самому станет грустно.

Я ведь тоже живое существо, не так ли?

Как листок газетный, брошенный в парке,
Я бреду, неприкаянный и убогий.

Дайте же живому жить, как сам он мечтает,

Пока не хлынули осенние ливни!..

Presentation[129]