Японские сказания о войнах и мятежах

День за днём надежд оставалось всё меньше, все горевали: «Общеизвестные и сокровенные моления не вызывают знамений, знахари и гадальщики ничего не могут поделать[158]. Что же теперь делать?», а во второй день седьмой луны государь-инок упокоился, и с тех пор его называли «Инок Тоба». Лет ему было пятьдесят четыре, не исполнилось ещё и шестидесяти, и потому особенно неожиданна и прискорбна была его кончина[159]. В наших пределах, где бренны все обусловленные существования[160], старики подчас живут долго, а молодые уходят раньше них, и ничего удивительного в том нет, но печально, что так скоро завершилась драгоценная тысячелетняя жизнь государя[161]. Как будто само небо потемнело и померк свет луны и солнца. Народ скорбел так, как будто разлучили мужа и жену. Когда Татхагата из рода Шакьев показал закон бренности всего живущего, упокоившись под деревьями-близнецами сала, скорбели и люди, и небесные боги[162]. Тогда, в пятнадцатый день второй луны, во время ухода Будды в нирвану, пятьдесят два вида живых существ изливали свою скорбь, а ныне, во второй день первой осенней луны, горевали высокородные и низкорождённые по всему Девятивратному дворцу. Даже деревья и травы, что не обладают сердцем, и те изменили свой цвет от горя. Стоит ли говорить, каково было на сердце у тех, кто в последние годы служил государю, у мужчин и женщин, что заботились о нём? Мать страны и придворные дамы, не разделённые парчовыми завесами, старались не смотреть на государя, а находившиеся в яшмовых покоях сановники и придворные не говорили ни слова. Редко бывает, чтобы кто-нибудь так безутешно рыдал, как государыня Бифукумонъин. Подвернули кверху яшмовые завесы, и взирала она на драконов лик, прибрали золотое государево ложе, и прильнула она к государю. Никого не согреют, лишь без пользы лежат одеяла, и под изголовьем копятся слёзы по минувшему. Как тень под светильником, всегда сопровождала она государя, но светильник погас, и от скрипа жучков, точащих ширмы, становится ещё более грустно. Поглядит на цветы, что растут в южном дворе, — хоть и пахнут они, но не тот это запах, что вдыхала она на постеленных рукавах. Слышит стрекот сверчков, живущих в северном дворе, — пусть похож, но не тот это звук, когда изголовье рядом скрипит. Лишь долгие ночи следуют за не менее долгими днями. Горько было ей, когда в прошлом году упокоился государь Коноэ, — можно ли высказать, каково было ей, когда в году нынешнем скончался и государь-инок? Тысячу осеней, десять тысяч лет должны были бы жить оба государя, но закон обусловленного существования не различает высокородных и низких. В этой юдоли бренны и кшатрии, и домовладельцы. Просветлённый Татхагата показал закон кармических причин и следствий, обретшие великую мудрость архаты объяснили действие кармы прошлых поступков — и что же задумал Новый государь-инок?[163]

4. О том, как новый государь-инок задумал мятеж.

С той поры в государевом дворце[164] стало шумно, а во дворце государя-инока всё было тихо. Люди на все лады говорили: «Не может быть, чтоб после кончины Первого государя-инока всё осталось как есть — ведь нынешний государь и Новый государь-инок так не любят друг друга!» — и вот государь скончался во второй день, а уже в третий день воины Нового государя-инока съехались во дворец Тосандзё — Восточный дворец на Третьем проспекте, и по ночам обсуждали планы мятежа[165], а днём взбирались на деревья или на высокие места и высматривали, что делается во дворце Такамацу на пересечении улиц Анэгакодзи и Нисинотоин. Об этом было доложено государю, и он послал правителя Симоцукэ Ёситомо[166] привести младшего управляющего Ведомства по делам казны Фудзивара-но Мицудзанэ и двух-трёх воинов, что оставались сторожить дворец на Третьем проспекте, и допросил их. Слухи о мятеже появились, ещё когда государь-инок был болен. А в подтверждение того с запада и востока в столицу собирались войска. А ещё слышано, что оружие грузили на лошадей или на повозки и везли в столицу, и во дворце на Третьем проспекте воины по вечерам собирались, а днём прятались.

Новый государь-инок тогда помышлял: «С давних времён повелось, что когда отец уступает престол сыну, то думает не о первенстве, а выбирает по способностям и по знатности родичей государыни. А ныне он передал престол государю Коноэ лишь из безмерной любви к его матери. Я проводил дни в обиде, государь Коноэ почил — тут бы и нужно было передать трон принцу Сигэхито, но против ожиданий его обогнал Четвёртый принц! Как это обидно!» Приближённые Нового государя-инока, видя такую обиду, то и дело собирались на совет, чтобы решить, что им делать.