Японский парфюмер

– Ну, думаю, продавать это молоко я не буду, себе дороже. Звоню своей старинной знакомой, заведующей сиротским приютом, знаете, замечательная женщина, подвижница, еще одна идеалистка, но с другим знаком, объясняю ситуацию, честь честью, так, мол, и так, могу подарить вашим подопечным сухое молоко, слегка просроченное. Она чуть не плачет от радости, но долг превыше всего. Я пришлю к вам знакомого санврача, пусть проверит качество продукта, говорит. – Он достает сигарету: – Вы позволите? – Щелкает зажигалкой – трепетный огонь освещает резкие морщины и седые виски, – и продолжает: – Так эта ненормальная, извините бога ради, узнала об этом от своего дружка, был здесь у нас такой, ничтожество и сволочь порядочная, позвонила моей приятельнице, обвинила ее чуть ли не в убийстве детей, садизме, пригрозила судом, позором, одним словом, перепугала до смерти. Та бросилась ко мне, я ее успокоил как мог. Тут же собрал коллектив, говорю, так мол и так, слухи всякие нелепые ходят насчет партии сухого молока из Германии. Хочу сообщить вам, что молоко это по причине непригодности к реализации мы продаем областной пушной ферме, норок кормить. И выдал им чуть ли не часовую лекцию о разведении этого ценного пушного зверька – о рационе, который включает сорок три ингредиента, о витаминах, без которых им не выжить, о том, как они размножаются, и т. д. У меня там друг директором, тоже из бывшей красной профессуры. Так он ни о чем, кроме норок, говорить не может. Ну, и я понахватался. Под конец спрашиваю: «Будут возражения? Бумаги – в красной, «приказной» папке, на обычном месте. Желающие могут ознакомиться». Вот так, «демократия в действии» называется». – Он рассмеялся.

– Так и скормили все молоко норкам?

– Разумеется. Я же публично объявил.

Он достал новую сигарету, посмотрел на меня – я кивнула, – закурил. Он взглянул мне в глаза… так по-мужски, что я невольно вспыхнула и улыбнулась в ответ, хотя история с молоком была… как бы это помягче – сомнительной! Магазины забиты импортной просроченной дрянью… Но было в Игоре Петровиче столько обаяния, а кроме того, бывший профессор… Неужели все они – жулики и рвачи?

– Ладно, признаюсь. Я им подарил… – не продал, а подарил! – полтонны, а они на радостях заверили, что якобы не полтонны, а все шестнадцать. – Игорь Петрович открывал свои секреты непринужденно и легко, словно посмеивался над собой.

– А молоко продали? – против желания, в моем голосе прозвучало осуждение.

– А как же, продали, конечно. Вернее, загнали. Главное, сорвать куш, знаете ли, а там хоть трава не расти. Вот такие они нехорошие, Екатерина Васильевна, эти современные бизнесмены! – Насладившись моим замешательством, он сказал: – Нет, не продали. Подарили тому же детскому дому. Еще кое-что добавили. Тихо, по-партизански. Не лишать же детей питания из-за вздорной бабы! Еще не родилась та женщина, Екатерина Васильевна, которая заставит меня свернуть с дороги! А кроме того, существует такая вещь, как доброе имя, и то, что это не пустой звук, особенно понимаешь в моем возрасте. – Он замолчал. Помешал ложечкой остывший кофе. Снова улыбнулся, взглянув на меня.

– А что было потом?

– Потом не было ничего. Алина осталась у меня, но я решил уволить ее при первом удобном случае. Видите, я с вами абсолютно откровенен. Знаете, – Игорь Петрович доверительно нагнулся ко мне, – жизнь сегодня кует преступников. На каждом, кто не лежит на печи, а занят делом, висит криминал: уклонение от уплаты налогов, двойная бухгалтерия, зарплата в конвертах. Не получается пока в белых перчатках. Ни в коммерции, ни в политике. Нигде, к сожалению.

– И конфликтов больше не было?

– Конфликтов больше не было. Алину незаметно оттерли от дела. У меня до нее был юрист, прекрасный специалист, умница, к сожалению, ушел на более перспективное место, так он, по старой памяти, не отказывался помочь. Так что, милая моя Екатерина Васильевна, оснований желать ее смерти у меня, как сами видите…

– И в мыслях не было… – пробормотала я.

– Ну, не было так не было. Мне нравится ваше лицо, на редкость выразительное в наше неискреннее время. По нему можно читать как в открытой книге.

Я вспыхнула. Ну, не наказание? И бабуля тоже говорит:

– Катюха, да что ж такая простая у нас уродилась? Ты рот-то закрой да подумай сперва, а потом говори.

– А как она погибла?

– Ее сбила машина. Деталей не знаю.

«Не верю!» – подумала я. «Погибает конфликтный юрисконсульт, который мешает жить, а директор предприятия не интересуется деталями? Да его должны были по допросам затаскать… Не верю!»

– Тут у нас работали люди из прокуратуры. – Он словно подслушал мои мысли. – Копали, искали, газету припомнили с разоблачительной статьей. Удивлялись очень, почему я ее не уволил…

– А почему вы ее не уволили?