Японский парфюмер

Лидия Антоновна была самодостаточна, создав собственный уютный мирок, наполненный сентиментальными романами, фильмами о любви, серо-голубыми африканскими фиалками, звонками приятельницам и рецептами печений. Раз или два случались в ее жизни женихи, уже после смерти мужа, и она всерьез задумывалась о замужестве, но дальше раздумий дело не шло. На вопрос «иметь или не иметь», как в той старой песенке, она отвела однозначно: «Не иметь!» Ни тети, ни семьи, ни собаки! Если бы ей пришлось определить свою жизненную философию, ей бы хватило трех слов: «Жизнь – это радость!» Она не считала себя обделенной, и все в жизни ее радовало. Радовал дождь, лес, закатное солнце, утренний кофе, шоколадные конфеты, кружевное белье. Что может быть лучше, чем интересный фильм по телевизору, а ты сидишь на тахте с ногами, а рядом – коробочка с шоколадом?

Судьба была благосклонна к ней, никогда не предложив жестокого выбора между добром и злом, честностью и бесчестием или предательством. Ей везло с начальниками. Ее уважали и ценили за трудолюбие, спокойный нрав и надежность.

– Знаете что… – Лидия Антоновна улыбнулась, – если у вас есть время, мы могли бы пообедать вместе, у меня перерыв через… – она взглянула на изящные часики на запястье, – семнадцать минут. Тут рядом есть совершенно очаровательное кафе, мы часто там обедаем. Хотите?

– Хочу, конечно, хочу! – обрадовалась я. – Спасибо вам.

– Не за что. Можете пока посидеть здесь, – предложила Лидия Антоновна.

– Я, пожалуй, подожду вас на улице, день прекрасный. Я не прощаюсь.

…Через тридцать минут мы сидели в маленьком кафе со смешным названием «Семеро с ложкой», убранном в народном стиле – расписные блюда на стенах и самовары на полках.

– Рекомендую вареники с капустой и грибами, – сказала Лидия Антоновна, – лучших вареников я в своей жизни не ела.

Вареники были поджарены до золотисто-коричневой корочки и восхитительно пахли. К ним подали две мисочки – со сметаной и яблочным пюре. Я почувствовала, что проголодалась.

– Спасибо вам, Лидия Антоновна, вы замечательно придумали. А то я бы наверняка забыла пообедать.

– А вот это напрасно, – огорчилась Лидия Антоновна, – лучше пропустить ужин, но не обед. И необходимо погулять после обеда, хоть немного.

– Лидия Антоновна, а вы знали Алину раньше, до того, как она пришла к вам на фирму? – Я взяла быка за рога.

– Не знала, но мы с ней очень подружились. Алина была незаурядной женщиной – красивой, умной, с сильным характером, который почему-то принято считать мужским, хотя где они, эти мужчины с мужским характером? Товарища в беде ни за что бы не бросила! – Лидия Антоновна вздохнула. – Как несправедливо устроена жизнь! Ей бы жить да жить, а вот, поди ж ты, нет ее больше. Просто не верится. – Она замолчала, печально покивала. – Знаете, она бывала у меня дома, я угощала ее кофе и миндальным печеньем, она его очень любила… Она рассказывала мне о своей жизни. Она очень хотела детей, но… она не была счастлива в семейной жизни, может, потому и детей не было. А может, наоборот, была несчастлива, потому что их не было. Она никогда не жаловалась, гордость не позволяла, но ведь одна женщина всегда поймет другую, правда? Я видела ее мужа всего один раз, но и этого было вполне достаточно. Она как-то привела его к нам на вечер, на Новый год, кажется. Внешне ничего, представительный, но какой-то вялый, замороженный, весь вечер просидел молча, только зыркал исподлобья. Мы все решили, что он ей не пара. Она была намного интереснее, образованнее. И я думаю, она его не любила. – Голос Лидии Антоновны понижается до шепота. – Может, и детей не было, потому что не любила. Она даже его фамилию не взяла, оставила свою. А потом этот дурацкий конфликт из-за сухого молока… Она очень переживала. Наш Игорь Петрович – прекрасный человек, но иногда бывает крут. Мы все думали, что он ее уволит. И Савика, Савелия Константиновича, нашего бухгалтера, вместе с ней.

– А при чем здесь ваш бухгалтер? – Я насторожилась – «сделала стойку», как дядюшкин курцхар при виде соседских кур, за неимением уток.

– Ну, как же, – глаза Лидии Антоновны сияли мягким растроганным блеском, – у них же любовь была… как в кино. Алина мне сама рассказала. Но я и так все знала. Все знали. Да они ничего и не скрывали. То есть, конечно, Алиночка не скрывала, говорила: «Любовь – это святое, это самое большое чудо на свете, горе тем, кто разлучит влюбленных…» Савик, правда, стеснялся. Ну, да он всегда глазки прятал… Ничего особенного, такой незаметный человечек, совсем не герой, но вот поди ж ты, рассмотрела она в нем что-то. Говорила мне: «Он такой нежный, добрый, доверчивый, как ребенок». – Голос Лидии Антоновны приобретает мечтательные интонации. – Почему именно он, а не более подходящий ей сильный и мужественный человек? Любовь слепа, да и слава богу, а то род человеческий повывелся бы. Встречались они где-то там, подальше от людских глаз, бродили, смотрели на звезды.