Японское искусство войны. Постижение стратегии

«Когда страна пребывает в мире, рассмотрение вопроса о выборе чиновников и безопасности государства – это тоже военное искусство. Когда чиновники преследуют своекорыстные интересы и тем самым угнетают простой народ, это, прежде всего, начало конца государства. Внимательно наблюдать за всем этим, планировать стратегию так, чтобы корыстные интересы чиновников не привели государство к гибели, подобно наблюдению за противником во время поединка, с тем чтобы увидеть его движение еще прежде того, как он двинется».

В то время как Мусаси говорит о боевых искусствах как способе сделать карьеру и практикует их как науку и жизненный путь, подход к этой проблеме Ягю в большей степени ориентирован на этику. Различие выступает не слишком отчетливо, если бусидо – неписанный кодекс самурая – вольно соединять с дзэн-буддизмом или если рассматривать такого откровенного дуэлянта, как Мусаси, в качестве живого воплощения дзэнского духа. В отличие от неутолимого желания Мусаси побеждать, концепция нравственной необходимости Ягю Мунэнори значительно ближе сокровенной сути буддизма:

«Неверно полагать, будто боевые искусства придуманы только для того, чтобы убивать людей. Они предназначены не для того, чтобы убивать людей, но для того, чтобы уничтожать зло. Даровать жизнь многим людям, убив зло одного человека, – в этом заключается подлинная стратегема.

В старину говорили: “Меч есть орудие неблагоприятного знамения, оно противно Пути Неба. Путь Неба заключается в том, чтобы использовать его только тогда, когда это неизбежно”.

Меч является орудием зла потому, что Путь Неба есть Путь, дарующий жизнь всем существам, поэтому то, что используется для убийства, есть орудие зла. Вот почему то, что противоречит Пути Неба, достойно презрения.

Однако говорится и о том, что использовать оружие, когда это неизбежно, – тоже соответствует Пути Неба. Что это означает? Хотя с весенними ветрами начинают расцветать цветы и зеленеть травы, с осенними заморозками листья всегда опадают, а деревья – засыхают. Это – принцип природы.

Так происходит потому, что представляется справедливым покончить с тем, что уже завершено. Люди могут воспользоваться ситуацией, чтобы творить зло, но когда зло завершено, на него нападают. Вот почему сказано, что использование оружия в том случае, когда это неизбежно, тоже соответствует Пути Неба.

Может случиться так, что мириады людей будут страдать из-за зла, творимого одним человеком. В таком случае убийство одного спасает мириады. Разве это не есть тот самый случай, о котором сказано: “Меч, который убивает, есть меч, который дарует жизнь?”»

Доктрина убийства одного тирана ради избавления множества людей от угнетения присутствует в учении конфуцианца Мэн-цзы, буддийской «Сутры Великой смерти» и предшественников буддийской школы Тэндай. В Японии, однако, ей не уделяли слишком большого внимания, причем даже самураи, которые могли бы с ее помощью и найти «нравственное оправдание» своему делу, и обосновать свой приход к власти в стране в результате победы над старой аристократией.

Утагава Куниёси. Тэраока Хэйэмон Нобуюки изображен с деревянным ведром и черпаком. Он заливает водой угли в жаровне. XIX в.

В этом отношении буддийская политическая мысль Японии отличается от китайской; в Китае, как известно из истории, происходило куда больше народных восстаний, вдохновляемых буддийскими сектами. Однако, по-видимому, различие это объясняется не столько спецификой буддийского учения в каждой из двух стран, сколько разной политической философией. Если в Китае легитимность восстания против тирании была четко обозначена уже в сочинениях классической философии, политическая мысль Японии, на которую в огромной степени повлиял синтоизм, рисовала правящий класс как по природе своей превосходящий крестьянство, и потому его социальные и политические привилегии в сравнении с последним казались непререкаемыми.