Читаем Ярлыки полностью

Ярлыки

Александр Корниенко , Гарольд Карлтон , Катерина Романова

Плакала Любовь Николаевна. Молча и безнадежно. До скрипа сжатые зубы, ломание пальцев, застывшая гримаса боли. Человек железной воли, сурового воспитания. Не доверяя собственным инстинктам, по книгам и рекомендациям ведущих педагогов она воспитывала единственного сына максимально ответственно. Соблюдение режима – обязательно. Правильное питание – необходимость. Кружки и занятия – никакая не блаж. И ребенок рос, как и декларировали умные авторы, послушным и внимательным мальчиком. Никаких тебе детских истерик, подростковых бунтов, студенческих развратных вечеринок, поисков себя. И с гордостью она иногда думала, что сделала все правильно. Как оказалось, это иллюзия, самообман, ложь. Ее мальчик, ее Толюшка… Да мог ли он? Где она допустила ошибку? Как не заметила характерных признаков? Ведь не было же ничего такого. Он всегда был послушным, и как мать ей не в чем себя упрекнуть. Всему виной алкоголь и компания. Каких глупостей только не творят молодые парни, а женщины? Сами ведь после рюмки готовы вешаться на любого. Мог ли ее безвольный сын устоять? Вырастила, воспитала, а от пьяных баб не уберегла.

Плакала Ольга. Сердито и отчаянно. Размазывая слезы, громко сморкаясь, с упоением отдаваясь своему горю. Ее предали. Чистое светлое чувство растоптали, плюнули в душу. И кто? Этот тюфяк, слюнтяй, маменькин сынок. За ее спиной, как какое-то невоспитанное быдло! А она для него… а она с ним…

Плакала Тоня. Красиво и самозабвенно. Катились крупные слезы по бледным щекам. В распахнутых глазах жила печаль и даже скорбь. До хрустального звона была напряжена тонкая фигурка под порывами безжалостного ветра. Вообще-то окно закрыто: ни пробирающего до кости холода, ни хотя бы сквознячка какого. Может выйти на улицу?

Идти, не стирая слез,

Сквозь улицы, вдоль проспектов.

Умершие не в серьез,

Предатели детских грез

Мне салютуют респекты.

У нее всегда так. После сильных потрясений, волны вдохновения, приходит беспричинная грусть. А в этот раз причин искать не надо. такие события, такие новости… Да только разделить, разделить их как всегда не с кем.

Плакала Люся. Униженно и горько. Болело избитое тело. Дрожало от ужаса что-то глубоко внутри, изредка вырываясь наружу короткой судорогой. Люсе было дико, до умопомрачения страшно. Он же бешенный! Забрал карточки, избил, запер в комнате. Не знаешь, что взбредет в его тупую башку. И убить, и покалечить может. И ничего ему за это не будет, свои же отмажут. Надо было так по глупому попасться. А идиот Толик дверь не догадался закрыть. Она бы вывернулась, притворилась спящей, сунула бы дурака в шкаф… И пусть как в анекдоте. Но нет, блин, страсть разум перемкнула. А может Колька совсем умом подвинулся, как пойдет, как застрелит мальчишку? Бедненький Толик, такой неиспорченный, такой молодой еще… Виновата она что ли, если от мужа супружеский долг исключительно в пьяном угаре получает. Убьет ведь. У него дури хватит. Тогда-то его и арестуют.

Однако хлопнула входная дверь, раздались тяжелые шаги и хриплое дыхание мужа. Люся, почти уже расслабившаяся и успокоенная, вновь сжалась в своем углу и принялась истерически всхлипывать с новой силой.

– Ну, Милая, теперь все будет хорошо. – Ласка и забота, звучащие в голосе Николая, напугали Люсю чуть ли не сильнее, чем ожидаемая агрессия. – Не плач, не надо. Его накажут, клянусь тебе. Он больше не сможет причинить тебе вред. Он никому больше вреда не причинит. Обещаю.

Диалог 2: человек в жизни и литературе

Сообщение от КЭт:

– Привет. Смотри почту. Первая часть почти готова.

17 32

Сообщение от Серж:

– Ок