– У нас сгорел дом. Мы с двумя стариками-соседями ютимся в его… в комнатах, что уцелели на пожаре. Мы – это я и мой сын. На сына недавно напали на улице. Избили. А потом повестка в суд пришла. Что это не его избили, а он избил. Судья захотел от меня взятки, чтобы прекратить дело. – Мария произнесла это «захотел взятки» так громко, отчетливо, так внятно-издевательски. – А теперь пришла повестка из военкомата. Я была у начальника военкомата. Он тоже хочет взятки. Чтобы мальчика не взяли в армию. – Это она произнесла еще громче. – Из нашей армии не люди обратно приезжают, а гробы привозят! Я пришла просить у вас денег.
– Что-о-о-о?!
Рот того, кто сидел за столом, округлился. Но Мария не дала ему крикнуть.
Она крикнула это сама.
– Судья хочет пять тысяч долларов! Начальник военкомата – двадцать тысяч! Я таких денег в глаза не видела! Дайте мне эти деньги! Я хочу спасти своего сына! Армия, тюрьма – все равно ему гибель! Я хочу, чтобы он жил! Пожил еще немного! В вашей…
Тот, кто сидел за столом, судорожно схватил телефонную трубку и набрал номер.
– В моей родной!..
– Заберите, пожалуйста, у меня из кабинета… Сумасшедшая…
– Стране…
– Вы тут мне голову не морочьте! Вон отсюда! Это – шантаж!
В кабинет ворвались странные, с огромными, необъятными плечами, люди в темных одеждах, с нашивками на рукавах рубах. Мария почувствовала, как сильные руки толкают, хватают, вцепляются, несут, выносят ее.
– Ты мой золотой. Дорогой…
– Ну тише, тише. Солнце мое…
– Дай мне чаю. Горячего…
– Рученьки поцелую… вот так, так… Давай вот сюда. К печечке… Грейся…
Этот огонь. Огонь.
Опять огонь.
Печка, и в ней – огонь, и головня может выскочить, вылететь из дверцы, и…
Снова пожар.
Огонь, пожар, жизнь. Жужжит, поет печь. Огонь у нее, у Федора внутри.
Везде огонь, пока живешь.
Умрешь – зола останется. Пепел.
– Фединька… а правда – в Индии сжигают умерших?..
Федор наливал из-под ржавого медного крана воды в чайник. Вода гортанно, хищно урчала.
– Да ведь и у нас, ха-ха, тоже – сжигают… и урну с прахом в кремлевскую, ха, стену ставят…
– Нет, я про Индию…
Федор поставил чайник на темно-коричневый, проржавленный лист подпечка. Сел на корточки, подбросил в алый зев печи дров; поковырял в жаре, в золотых россыпях кривой кочергой.
– Индия… Машутка… это… А! – Махнул рукой. – Нам не понять. Сжигают, да… и пепел развеивают по ветру, в горах… и из рукава – красных бумажных коней пускают. Это у них называется – конь счастья…
– Счастья?..
Мария повернула руки ладонями к жару печки.
– Счастья, да, миленькая моя!.. В Индии такой бог есть, я говорил тебе – Кришна.
– Кришна, как будто – крыша…
– Это и есть крыша. Крышень… Все покрывает; всех защищает. Он однажды – знаешь?.. со своим дружком Арджуной беседовал… и показал ему – как мир устроен…
– А как показал?..
– Ты грейся, грейся… – Федор встал на одно колено, как гусар, как польский пан в па мазурки, и поцеловал сперва холодную руку Марии, потом ее колено. – Коленочка вот теплая уже… А так – показал! Рот открыл, Арджуна туда заглянул, а во рту – звезды, планеты бегают! Хищные звери ревут! Огонь взвивается, снега хлещут! Люди рождаются… и умирают! И Арджуна – испугался… обосрался просто!..
– Фу, Фединька… ты – опять…
– Все-все-все!.. И Кришна – ротик свой закрыл, и все исчезло… и он – дружку своему – мило так улыбнулся: мол, не дрейфь, парнишка, это все понарошку…
– Ну ты и расскажешь тоже… Сказки твои…
– Это быль, быль, Машулька… – Он прислушался. – Закипает, слышишь?.. поет…
На подпечке заворчал, тоненько засвистел ржавый, похожий на голову рыцаря в медном шлеме, допотопный чайник.
Федор брякнул чашками об стол. Ощупал Марию глазами, как бережными, слепыми от любви руками.
– Что-то ты долго дрожишь, Машаня. Уж согреться должна. Не стряслось у тебя ничего еще?.. такого…
Она подумала: рассказать ему наконец про Степана? Ведь поймет, все поймет… Он – единственный – это поймет… А больше никто.
И про Петра – рассказать…
– Нет. – Тряхнула головой. – Ничего. Все уже стряслось. – Горько улыбнулась. – Расскажи мне лучше еще про древних богов. Когда ты о них говоришь, я их вижу живыми.
– А-а-а, про этих ребят!.. Вот Будда. Он тоже ничего паренек был. По дорогам ходил… под деревом дрых! Как прямо собачка… или волчонок какой. Ложился в пыль – и дрых! И блохи его не кусали!
– Федя, ну что ты, какие блохи…
Она уже смеялась.
– Натуральные! Что, в Индии блох нету, что ли? Всегда пожалста. Будду все любили! И бедняки, и богатеи… и монахи, и бабенки… женщины, Машка, ну не косись ты так!.. это же не матерное слово…
Она хохотала, закидывая голову.
Федор любовался ею.
Она поймала его взгляд. И щеки, шея у нее заалели, как у девочки.
Федор сел на корточки у ее ног. Мария поцеловала его в лоб, потом в ухо, в нос, в глаза.
Она целовала, обсыпала поцелуями его лицо, – так целуют ребенка.