Там, где прежде накалённая солнцем тишина звенела кузнечиками, а в затравевшем следе оленьего копыта звучал беспокойный призыв гнездившейся перепёлки, теперь всюду бряцала сталь идущих дружин, и горький ветер, оседавший на гривах боевых коней, не мог пробиться сквозь плотные заслоны щитов к желанной прохладе Днепра.
...От пеших цепей галичан отделился всадник. Конь под ним был широкогруд и быстр, растрёпанная грива чёрной бахромой развевалась на ветру. Вскинув руку с коротким копьём, всадник резво съехал с бугра, миновал балку, нагнал князя.
— Что скажешь, Булава? — Мстислав кивнул подъехавшему воеводе, ещё издали признав его по воронёному шлему и багряному с золотым шитьём корзно.
— Княже, не торопись отдать свою жизнь. Давай придержим коней. Куда ведёт сия чёртова дорога?..
— К славе! — Конь под князем нетерпеливо заплясал, приседая на задние ноги, а сам он, перевесившись на седле, крикнул воеводе: — Ты только за этим пожаловал?
— Окстись, брат! Не далеко ли уходим от своих? — Степан Булава озабоченно прищурил выгоревшие на солнце ресницы и строго воззрился на господина.
— Мы слишком долго добирались сюда, чтобы делить славу с кем-то ещё! — был категоричный ответ, и в следующий момент Мстислав торжествующе крикнул: — Вон они!
По знаку Булавы движение дружин было остановлено. Над полем зависла тишина. Взоры всех накрепко прикипели к красным холмам, из-за которых с двух сторон в тучах пыли показался враг.
Четыре конных отряда (каждый числом не менее тысячи) слаженно отделились от подножия холма и медленно, словно принюхиваясь к противнику, зарысили навстречу русским дружинам.
...Вот сквозь завесу пыли стали смутно видны морды коней и доспехи невиданного врага. Шлемы татар, как шлемы варягов, укрывали носы и скулы; на древках копий развевались пряди конских хвостов.
— Сомкнуть ряды! Плотнее! Ещё! Держать строй!
Команды воевод сыпались, как удары бича:
— Всем стоять на местах!
— Занять оборону!
Перед фронтом ощетинившихся копьями ростовцев пронёсся стрелой князь Василько в раскрылатившемся плаще; осадил коня возле группы воевод, окружавших Галицкого князя.
Ростовец сморгнул выбитую скачкой слезу, на солнце горел в его руке отточенный меч.
— Да разверзнется земля под копытами коней поганых языцев! Всем здравствовать! Мы держимся того же предначертания, брат?
Мстислав блеснул в ответ хищной улыбкой и громко отдал приказ собравшимся:
— Войско поделим на три рати. Левое крыло возглавит хан Ярун. Правое ты, князь Василько Константинович, со своими воями. Вы должны взять в оцеп татарву, да так... шоб ни один мизгирь[238]
не ушёл из-под вас! Середину — клюв, стал быть, где стоит дружина моя, возглавит Булава. Не спорь, князь пред тобой! Двинешь волынцев и галичан лишь по крайности! Туда, где без выручки — смерть! Где нужен будет решающий удар. Постиг? А до того не моги!— А ежли вражина нам в лоб нацелит?
— Ой ли... Но коли и так, тем краше: поганые сами подведут себя под мечи наших дружин. Тут-то мы и захлопнем ловушку.
— А где же будешь ты, княже? — напряжённо приглядываясь, наперебой спросили князья.
— Я буду там, где боле всего станет нужда в моём мече!
— Но это безумие! — шрам на лице воеводы налился жаром. — Негоже, князь! Ты должен быть...
— Там, где должен.
— Но...
— Со мной триста лучших мечей!
...Над полем прозвучал упреждающий сигнал тревоги. Гулкая дрожь земли оборвала споры. Татары ринулись в атаку.
Крылья развевающихся плащей конницы Мстислава затрепетали на ветру. Князь во весь опор мчался на левый фланг поддержать половцев.
Напряжённую дрожь безмолвной равнины взорвал боевой клич монголов:
— Кху-у-кху-у-кху-у-у!!
Глаза монголов, стремительно несущихся на конях, были полны безумной ярости. И Мстислав Удалой, к сроку приспевший к скопищам Яруна, видел, как содрогнулись и попятились при этом устрашающем рёве нестройные ряды половцев, уж не раз битых татарами.
— Удальцы! Джигиты! Волки степей! — Мстислав, горячо сверкая глазами, поднял призывно над головою меч. Сталь ярко вспыхнула на солнце. — Вы, кто не знает жалости к врагам! Не страшитесь Тьмы! Встретим их! Возьмём на мечи! За мной!
Не бросая больше слов, Мстислав вместе с тремя сотнями галичан как ветер понёсся навстречу татарам. Его золотой шлем и плащ, трепещущий, как алое пламя, были отчётливо видны в быстро сокращающемся буром просторе ристалища.
— Вай-е-е-е! — Ястребиное лицо Яруна исказила ярость. Исступлённо рубя плетью лягливого жеребца, он во всю меть понёсся за князем, увлекая за собой тысячи сабель.
Земля содрогнулась и загудела под копытами лошадей, хлынувших гривастым потоком в кровавую сечу.
...Сталь с оглушительным звоном вгрызлась в другую сталь, бешено застучала в смертельной сшибке, заскрежетала, высекая снопы искр. Раскалённый воздух огласился криками, воплями и ужасом вставшей на дыбы смерти.
Всё скрылось в заклубившихся вихрях пыли — будто свет солнца померк и на бренную землю сошла тьма. Отточенный булат разил плоть, вонзаясь в живое. Обезумевшие кони несли на своих взмыленных спинах порубанных седоков, волочили зависшие в стременах трупы.