Ярость Белого Волка

Пред взором открылась изба с черной отдушиной и полуоблезлой крышей, потом небольшой участок земли, огороженный жердями. Толкнул грудью прямо в жердь, та без звука развалилась на две части. Обогнул избу, ища глазами белого коня. Вот он. Каков красавец! Затем резкий удар лапой по пульсирующему горлу. Кусок вырванной плоти в сжатых когтях – ни брызнувшей крови, ни тепла еще живого мяса. Отбросил в сторону. Взметнулся на самый конек крыши. И вот он. Летит, хлопая огромными, как сама ночь, крылами. Принять бой здесь или снова попытаться убежать? Такого в бою не одолеть. Значит, бежать. Неожиданно из чащи леса раздался протяжный волчий вой. Его преследователь затормозил крыльями прямо в воздухе и развернулся на звук. На мгновение завис на месте, а потом резко рванул в сторону леса.

Быстрее за ним. Это кричала она – его жена, его плоть, его душа. Когда-то он сам научил ее этому. Но палач не знает, что воет не волк, а увидев ее, никогда не простит ей и мне ее красоты…

А этот еще откуда здесь?

На пути выросло лицо, напрочь поросшее лохматыми бровями. Рот раскрылся и запел не то быль, не то сказ; гусли серебрились струнами в корявых, как у хищника, пальцах.

…Он первое ученье – ей руку отсек,
Сам приговаривает:
«Эта мне рука не надобна,
Трепала она Змея Горынчища!»
А второе ученье – ноги ей отсек:
«А и эта-де нога мне не надобна,
Оплеталася со Змеем Горынчищем!»
А третье ученье – губы ей обрезал и с носом прочь:
«А и эти губы не надобны мне,
Целовали они Змея Горынчища!»
Четвертое ученье – голову ей отсек и с языком прочь:
«А и эта голова не надобна мне,
И этот язык не надобен,
Знал он дела еретические!»

…А и здравствовать тебе долго, гой еси, добрый молодец.

И потом смех из перекошенного рта, прямо из повыбитых передних зубов.

…Сказывали мне калики перехожие, чтобы любил я бедный люд, сторонился богатого, не брезговал обездоленными, а вот с нищими попрошайками суров был. «Вот смотри, – говорили они мне, показывая на одном нищем ужасающие раны. – Сегодня ты дашь ему денег или купишь целебную мазь, вылечишь зловонную язву, а назавтра, стоит тебе уйти своей дорогой, он снова расковыряет свою плоть, вернет ей зловоние и ужасный вид. Он возненавидит тебя за то, что ты попытался вернуть ему изначальный вид. Тот самый – по образу и подобию. Бог не замышлял калек. Но ты вновь и вновь идешь к ним. Зачем? Ты – крона, которая растет к небу; но без корней, которые тянутся во тьму, к самому аду, тебя бы не было. Ты приходишь и помогаешь, говоря тем самым, что ты над ними, ты – у солнца, а они – в земле. Но ты и они – едины. Если об этом не думать, то произрастает гордыня. Помощь не должна быть ради помощи. Цель – дать новую жизнь, освободить от мучений иногда посредством самих мучений. Но тот, кому ты оказываешь помощь, должен чувствовать тебя равным с собой. Если поднимаешь руку для наказания – ударь, но при этом продолжай любить».

Лицо, поросшее бровями, незнакомое, но и не чужое. И голос незнакомый, но и близкий одновременно. Дед Ульян, ты?…

…Как пришла пора полуночная,
Собиралися к нему все гады змеиные,
А потом пришел большой змей —
Он жжет и палит пламенем огненным;
А Поток – Михайло Иванович
На то-то не робок был,
Вынимал саблю острую,
Убивает змея лютого,
Иссекает ему голову,
И тою головою змеиною
Учал тело Авдотьи мазати;
В те поры она, еретица,
Из мертвых пробуждалася.

– …Оладша, иди ко мне, – услышал он голос Дарьи.

Осторожно целует, словно боится поранить своими губами ее кожу, которая, кажется, освещена изнутри немыслимым огнем, – плечи, каждый бугорок спины, небольшой шрам на правой лопатке. Еще ниже… И вот уже близок час блаженной выси. Сладкий комок подкатил к горлу. Но…

Протяжный звук трубы вспорол синеющий утренний воздух. Ему откликнулись ржанием сразу несколько запорожских лошадей. Загремели, залязгали доспехи проснувшихся людей, затрещали огоньки первых костров, важно и глуховато звякнули походные котлы.

Он лежал под походной телегой. Страшно не хотелось выползать на моросящий дождь. Вытащил руку из-под попоны – нет, все вроде нормально, рука на месте. Но стальные когти все равно перед глазами. До чего же бывает сон правдоподобен. А дед Ульян – это ведь точно был он, но до чего не похож на себя. И он, и не он.