Ярость Белого Волка

– Я убил его. Нет – коленные чашечки вырезать не стал. Племянник все ж. Хотя нарушать традиции нехорошо. – Он тщательно вытер кровь с цвайхандера и вернул меч на место. – Ложись. А как проснешься – нас ждет латынь. А еще я научу тебя этому! – Он кивнул на меч. – И этому! – и чуть присев, выпрыгнул, разогнул в воздухе правую ногу – Счах! – Нога стремительно описала дугу и врезалась всей ступней в стену. Камни от удара шевельнулись, выбросив облачко пыли.

Палач отвел за спину перевязанную тряпкой левую руку и пошел в свою комнату.

Глава 20

Курбат Никифоров вернулся на хутор уже под утро. Бледная полоска света поднималась над горизонтом, и верхушки деревьев постепенно начинали проступать из тьмы. Он прошел в горницу, скинул кафтан и устроился рядом с Матреной.

– Где ты был? – спросила женщина, поворачиваясь.

– Да так, с небушком беседовал, – ответил Курбат.

– А Рыжий тоже беседовал?

– Вот и имя у него теперича есть.

– Обними меня! В следующий раз возьми с собой? – Матрена прижалась к Курбату.

– Да ничего тама интересного. Ночь как ночь, ети ее…Ты, Матренушка, в дела мои не лезь. Ты меня дома дожидайся.

– Ладно, Курбатушка. Сегодня баню истоплю. А ты спи-отсыпайся.

– Ох, погляжу на тебя в баньке-то! – Никифоров хотел еще что-то сказать, но прикусил язык и скоро провалился в сон.

Проснулся только к обеду. Пошарил рукой по лавке – Матрены не было. Он быстро встал, вышел на двор и плеснул себе на лицо несколько пригоршней воды из кадки.

– Ледок-то знатный! – весело крикнул сам себе и пошел по двору искать Матрену.

Покликал, сложив ладони у рта. Женщина отозвалась из бани. Он толкнул дверь. Матрена, согнувшись, намывала полы в предбаннике. Тяжелая коса выбилась из-под плата. Наклон увеличивал ширину бедер и подчеркивал линию талии. У Курбата сладко защемило в груди.

– Ты долго аль как? – В его голосе резко зазвучала хрипотца истомы.

– Еще не скоро. Топить начала не так давно.

Он протянул руку и провел по упругим ягодицам, едва сдерживая себя от более откровенных выпадов.

– Курбат, не лешачь! Дай дела доделать. Не убегу я от тебя. Мне бы отмыть вонь литовскую от себя! А потом уж…

– Ладно. – Он понимающе кивнул и отступил на два шага. – Пойду вдоль берега – прогуляюсь, посмотрю, чего да как.

– Сильно не загуливайся. До вечерней зорьки готово будет.

– Я не сильно. Версты на две только вверх схожу.

Курбат перепоясался саблей, заткнул за пояс пистолет и, закинув на плечо чекан, быстро сбежал под берег. Он удалился от хутора версты на три вверх по Днепру, то и дело поглядывая на солнце, боясь опоздать к Матрене. Не обнаружив ничего необычного, хотел уже возвращаться. Как вдруг, то ли показалось, то ли впрямь, в нескольких шагах хрустнула веточка. Он напрягся, пытаясь определить: что за зверь неподалеку? Шагнул за ствол большой сосны, присел на корточки. В глубине леса мелькнул силуэт женщины. Потом еще раз. Но уже ближе. Длинные басурманские юбки, на голове чепец, из-под которого волнами сбегали распущенные пшеничные пряди. «Вот те и раз!» – подумал Никифоров, осторожно выглядывая из-за ствола.

Женщина собирала какую-то траву, пристально вглядываясь себе под ноги, и явно ничего вокруг не замечала. Курбат подобрал с земли шишку и, прицелившись, кинул. Попал точнехонько между лопаток. Женщина вздрогнула. Но, поняв, что это всего лишь шишка, заулыбалась и что-то произнесла по-литовски. Курбат какое-то время решал, проявиться ему или уйти незамеченным, но любопытство взяло вверх – он вышел из укрытия.

– Хто такая будешь? – спросил он негромко и на всякий случай взялся за чекан.

– Я-то? – Женщина ошарашенно смотрела на Курбата. – Я оттуда! – показала рукой в сторону лагеря.

– А чего так далеко? – Он прищурился, пытаясь понять говорившую.

– Так. Вот я собираю немного полезной травы!

– Литовка? – спросил Курбат.

– Да… – закивала в ответ, испуганно водя глазами в разные стороны.

– Чудно как-то. Чего литовке так далеко от лагеря быть?

– Ты меня не убьешь?! Не убьешь ведь?!

– Ежли бы хотел убить, то ты бы этого не заметила. – Курбат подошел к литовке на три шага. – Брешешь, девка. Ой, брешешь!

– Нет-нет, я правда из лагеря.

– Чего же ты лечить собралась этой травой? А ну дай глянуть.

Никифоров подошел вплотную, схватил за тонкое запястье и поднес ладонь с пучком травы к глазам.

– Эта трава для женской надобности, чтобы плоть не гнила. У нас такая же есть. Моя бабушка все время ее собирала… – затараторила литовка…

Но Курбат был начеку. Боковым зрением он увидел, как блеснуло лезвие. Он быстро выставил руку с чеканом, отражая удар. Стилет вылетел из руки женщины.

– Коварная! Как есть коварная! Да с такими, знаешь, чего делают?! – Он занес над головой чекан.

И в этот момент откуда-то из-за валуна раздался стон.

– Катерина! – Голос был слабым и задыхающимся.

– Твою мать, – обронил Курбат, – не лес, а угодья лешачьи! Ну веди ужо, посмотрим, для какой такой женской надобности!