Ярость и рассвет

Как получалось у юноши с целым сонмом секретов, спрятанных за стеной из камня и льда, обжигать простым прикосновением?

Он провел правой рукой по волосам Шахразады, по плечу и вниз по спине, а левую опустил на шею, большим пальцем поглаживая ямочку возле ее основания.

«Я… Я не сдамся, Шива, – пообещала девушка. – И непременно выясню правду, чтобы добиться для тебя справедливости».

Она не отрывала взгляда от лица Халида, ожидая, что последует дальше.

– Что ты делаешь? – прошептала она наконец.

– Упражняюсь в сдержанности.

– Зачем?

– Потому что не сумел совладать с чувствами тогда, на базаре.

– Разве это имеет значение?

– Да, имеет, – тихо ответил Халид. – Ты желаешь, чтобы я продолжил?

– Мы и раньше это делали, – после длинной паузы отозвалась Шахразада.

– Все изменилось. И никогда не станет прежним.

После этих слов кровь во всем ее теле воспламенилась, потекла по венам жидким огнем.

Халид коснулся губами шеи под ухом девушки и на мгновение дотронулся языком кожи, прошептав:

– Мне продолжить?

– А почему, по-твоему, я стою здесь, тугодум? – отозвалась Шахразада, собираясь с духом и изо всех сил сражаясь с подгибавшимися ногами.

Затем она положила ладонь на щеку Халида и прижалась губами к его губам.

Невинный поцелуй очень скоро перерос в нечто большее, приходя в согласие с тем вожделением, которым искрилось пространство мгновение назад.

Пальцы Шахразады проникли в мягкие волосы Халида, как его язык проник в ее приоткрытые губы. Халиф подхватил девушку в объятия, оторвав ее босые ноги от мрамора. Они упали на постель, сорвав с крепления шелковистую завесу. Эта помеха ни на секунду не отвлекла их внимания друг от друга.

Шахразада помогла освободиться от камиса Халиду. Мышцы на его торсе напрягались от ее прикосновений, а воздух в покоях становился все жарче, все плотнее. Когда губы юноши переместились к шее Шахразады, а руки скользнули по животу к завязкам ее шамлы, она поняла всю истинность прозвучавших ранее слов: все изменилось.

Теперь их касания стали необходимостью: водой для мучимых жаждой, огнем для замерзших. Огнем, опалявшим душу дотла.

Тесемки шамлы были развязаны. Еще несколько мгновений – и всякий намек на мысли исчезнет из сознания Шахразады. Она должна задать вопрос сейчас, пока пламя страсти не поглотило ее целиком.

– Мне нужно знать, – выдохнула девушка, сжимая напряженными пальцами обнаженные плечи Халида.

– Все, что угодно.

– Зачем потребовалось столько смертей? – прошептала Шахразада, ощутив, как сердце сжалось в тисках вины.

На одно бесконечное мгновение Халид застыл в ее объятиях. Затем поднялся и воззрился на девушку. На его окаменевшем лице отразился ужас. В янтарных глазах промелькнул испуг.

В ее собственных наверняка сейчас читался внутренний конфликт.

Не говоря ни слова, халиф направился к дверям, однако, перед тем как выйти, остановился и обронил тихим, хриплым, полным боли голосом:

– Никогда не поступай так больше со мной.

И захлопнул за собой деревянные створки.

Нанесенный Халиду удар повис в воздухе, как дымная пелена. Какая-то часть души Шахразады наслаждалась болью халифа, которая служила расплатой за причиненные им страдания. Другая же часть жаждала догнать его, понимая: еще не поздно все исправить, вновь завоевать утраченное доверие.

Шахразада спрятала лицо в подушках и дала волю слезам.

По крайней мере, она нашла уязвимое место халифа.

Это была она сама.

«И я воспользуюсь этим знанием, – пообещала девушка себе сквозь рыдания. – Чтобы выяснить причину, ради которой пришлось погибнуть Шиве. Даже если это убьет меня».

* * *

В коридорах Талекана царила мертвая тишина. И мрак, подобный самым темным намерениям.

Джахандар поднимался по лестнице, сжимая в левой руке сверток, а в правой – факел. Языки пламени отбрасывали тени на неровные каменные стены при каждом осторожном шаге.

С колотящимся сердцем он приоткрыл деревянную дверь в свою комнату, проскользнул внутрь и с гулким стуком закрыл за собой тяжелую створку.

Когда отец Шахразады убедился, что никто не заметил его отсутствия, он с облегчением вздохнул, положил сверток на стол и запер дверь на засов. Затем достал из-под плаща кинжал.

Клинок был простым и ничем не примечательным на первый взгляд: слегка изогнутым и выкованным из темного металла. Деревянную рукоять украшали распространенные в Рее узоры.

В общем, обыкновенный кинжал.

Джахандар закрыл глаза и стиснул рукоять вспотевшей ладонью.

Пора. Спустя две недели болезненно медленных исследований и кропотливого перевода этот момент настал.

Сегодня ночью предстоит выяснить, отзовется ли древний фолиант.

Сегодня откроется, достоин ли Джахандар тайного могущества.

Он снова подошел к свертку на столе и развернул ткань.

Внутри свернулся спящий заяц с мягким рыжеватым мехом.

Вот и первое испытание.

Джахандар сглотнул. Он не желал заставлять зверька страдать. Лишать жизни такое беззащитное создание столь отвратительным способом казалось ужасно несправедливым.

Но выхода не было.

Он должен сделать то, что требовалось. Ради дочерей. Ради себя самого.