Ярость и рассвет

Она металась по комнате все яростнее, резким движением собрав волосы и перебросив их через плечо. Наряд Шахразада даже не потрудилась сменить. Небрежно сброшенная золоченая мантия из дамаста валялась на полу. Шаровары изумрудного оттенка и облегающий топ были не такими удобными, как ночные одежды и шамла, но сейчас девушка не обращала на это внимания. Она сорвала с головы диадему, украшенную сверкающими зелеными камнями, и отшвырнула ее через все покои. Драгоценности зацепились за пряди волос и выбились из прически. Шахразада отругала себя за глупость и неловкость, а затем обессиленно опустилась на мраморный пол, мучимая раздираемыми ее противоречиями.

«Ну почему, почему Халид так меня обидел? – терзалась она. – Ведь на то не было никакой необходимости. И я сама… вовсе не собиралась задеть его чувства».

Весь день Шахразада пыталась скрыть свои страдания от Деспины. От всего мира. Но от себя скрыть их не могла. Особенно сейчас, среди молчаливых теней своих покоев. За обидой от унижения быть отвергнутой у всех на виду пряталось неприятное, неотступное понимание: Халид поступил так из-за того, что чувствовал себя преданным. Потому что прошлой ночью действия Шахразады причинили ему боль.

И она не знала, как загладить свою вину и вернуть расположение халифа.

Сегодня она хотела извиниться. Хотела сказать, что не собиралась воспользоваться ситуацией. Что неосторожно оброненные слова прозвучали вовсе не так, как изначально планировалось.

Халид наверняка подумал, что Шахразада утверждала над ним власть.

С губ девушки невольно сорвался горький смешок, и она скорчилась, прижимаясь лбом к зеленому шелку на коленях.

Нет, о власти и контроле даже речи не было.

Сама мысль о них казалась нелепой. Разве Халид сам этого не видел? И теперь наказывал Шахразаду, отталкивая ее. Как озлобленный мальчишка не подпускает никого к любимой, но треснувшей игрушке.

Но как он посмел поступить так перед всеми? Перед Деспиной. Перед Джалалом. Унизить собственную жену. Проигнорировать ее, словно пустое место.

Словно она заслуживала казни шелковым шнуром на рассвете.

Горло перехватило от воспоминания об этом.

О Шиве, погибшей подобным образом.

– Как ты посмел! – выкрикнула Шахразада в сгустившийся мрак.

В эти игры могут играть двое. Она тоже способна дуться и обижаться, как ребенок, лишенный сладостей. Вдруг тогда она перестанет чувствовать себя такой несчастной и одинокой? Такой сломленной?

Такой зависимой от Халида.

Шахразада поднялась на ноги и поправила вокруг талии тонкую золотую цепочку, на которой болталась подвеска с изумрудами и бриллиантами из того же набора, что и ожерелье с браслетами. Затем тряхнула волосами и направилась к низкому столику в углу покоев.

Подняв крышку с подноса, девушка положила на тарелку немного плова и курицы с шафраном, сдобрила трапезу свежей зеленью и охлажденным йогуртом, выпила чай и попробовала фисташковое печенье с медом. Все уже остыло, и Шахразада ела скорее по необходимости, чем из удовольствия, так как понимала, что будет жалеть, если отправится спать не только злой, но и голодной.

Не слишком желанный ужин еще длился, когда двери в покои отворились.

Шахразада застыла, но не оглянулась, продолжила трапезу и твердой рукой налила себе еще одну чашку чуть теплого чая, сохраняя демонстративное равнодушие.

За спиной вновь чувствовалось присутствие Халида. Как в прошлый раз, возникло ощущение изменившегося ветра.

Всколыхнулась прежняя сводящая с ума радость.

Шахразада принялась ожесточенно рвать на куски лаваш, игнорируя вошедшего, несмотря на бешено колотящееся сердце.

– Шахразада? – тихо окликнул ее халиф, подходя к столику и плавно опускаясь на подушки напротив.

Однако девушка не отрывала взгляда от подноса, терзая лепешку, пока та не превратилась в груду мелких кусочков.

– Шази, – снова попытался Халид.

– Не надо, – резко сказала Шахразада, заставив его застыть на месте в ожидании пояснений. – Не надо со мной притворяться.

– Я не притворяюсь, – негромко произнес Халид.

Шахразада уронила остатки лепешки и подняла на него настороженный взгляд. Под глазами халифа залегли тени от усталости. Он сидел, стиснув челюсти и выпрямив спину.

«Непохоже, будто он сожалеет, что обидел меня, – отметила Шахразада, чувствуя острую боль в сердце, будто пронзенном ножом. – Но обязательно пожалеет».

– Послушай…

– Ты однажды посетовал, что персонажи моих сказок так высоко ценят любовь, – перебила Шахразада. Халид промолчал, лишь внимательно посмотрел на нее. – Интересно почему? Откуда взялась такая неприязнь к теплым чувствам?

– Это не неприязнь, – ответил он спустя несколько секунд, пристально взглянув на собеседницу. – Просто поделился наблюдением. К слову «любовь» прибегают слишком часто, на мой взгляд. Поэтому предпочитаю привязываться к вещам, а не к людям.

– Но почему?

– Любовь приходит и уходит, как солнце встает и садится, – осторожно выдохнув, пояснил Халид. – Например, один день кто-то боготворит зеленый цвет, только чтобы назавтра объявить новой страстью оттенок синего.