Ярость и рассвет

– Но я серьезен. На самом деле я бы даже предложил немного увеличить масштабы этой затеи и пригласить всех наместников в Рей. Пусть все эмиры увидят, насколько новый повелитель отличается от отца. Пусть убедятся в ложности тех слухов, которые ходили в последнее время. Пусть поймут, что вы с Шахразадой достойны их верности… Она полна огня и надежды.

Уголки губ Халида приподнялись, хоть и едва заметно.

– Неужели я вижу улыбку на лице нашего сурового халифа? – преувеличенно недоверчивым голосом поддразнил Джалал.

– Не исключаю такой вероятности.

Двое юношей продолжили путь по коридорам. В главном переходе к халифу примкнула привычная свита телохранителей. Когда увеличившаяся процессия оказалась в открытой галерее, Халид резко остановился и помрачнел при виде представшего перед ними зрелища.

Шахразада направлялась к ряду двойных дверей, ведущих в многоярусные сады. Деспина шла рядом с госпожой. Воин следовал чуть поодаль.

Заметив Халида, девушка остановилась, резко развернулась и плавно заскользила к нему, такая же пленительная и грациозная, как всегда. От неприкрытой красоты захватывало дух. Блестящие волны волос цвета черного дерева струились за спиной, а лицо с заостренным, гордо вскинутым подбородком купалось в лучах солнца, лившихся сверху. Светло-золотая мантия скрывала шелковый наряд глубокого изумрудного оттенка. В ореховых глазах Шахразады Халид увидел все то же сочетание скрытности и вызова, что таились там всегда.

Но сейчас в них промелькнуло и что-то новое. Эмоция, которую не удавалось определить.

Шахразада поморщилась, когда Воин подошел слишком близко, нависая над девушкой. Этот простой, но неодолимо притягательный жест манил Халида, точно сладкое вино и звонкий смех.

Когда Шахразада приблизилась, воспоминания о прошлой ночи нахлынули с новой силой.

Ощущение от тела девушки в его объятиях. Аромат сирени в ее волосах.

И бессмысленность всего, кроме их поцелуев.

Тогда выдержка Халида дала трещину. Начала крошиться.

Он пообещал рассказать Шахразаде все…

Сейчас же она стояла перед ним в нерешительности, приоткрыв рот и желая что-то произнести. Неуверенность так редко омрачала ее прекрасное лицо…

Однако Халид собрал волю в кулак и прошествовал мимо Шахразады, даже не взглянув в ее сторону.

Джалал последовал за двоюродным братом, не говоря ни слова, но, как только они оказались вне зоны слышимости, схватил его за плечо.

– Что ты делаешь?

Халид лишь молча сбросил руку спутника и зашагал дальше по коридору, игнорируя оклики Джалала. Однако тот вскоре догнал его и настойчиво продолжил, не обращая внимания на угрожающий взгляд халифа:

– Глупец! Разве ты не заметил, как обидел Шахразаду?

– Повторяю, капитан аль-Хури, мы не станем обсуждать ее, – прошипел Халид, оборачиваясь и хватая Джалала за камис.

– Будь все проклято! Если ты продолжишь так себя вести, то и обсуждать будет нечего! Неужели ты не усвоил урок, брат? – воскликнул Джалал, яростно сверкая глазами, а затем наклонился к уху Халида и со злостью прошептал: – Неужели Авы было недостаточно?

Услышав эти слова, халиф отпрянул и со всей силы ударил капитана стражи в челюсть. Тот упал на мраморный пол, вытер окровавленные губы тыльной стороной ладони и усмехнулся повелителю Хорасана. На звуки драки уже спешили телохранители.

– Убирайся прочь с глаз моих, Джалал! – вне себя от ярости бросил Халид.

– Во многих делах вы напоминаете умудренного старца. Иногда же ведете себя как мальчишка. Мой господин.

– Ты ничего обо мне не знаешь!

– Я действительно не всеведущ, Халид-джан. Однако понимаю в жизни больше, чем ты. Например, что любовь – очень хрупка. Любить же подобных тебе и вовсе почти невозможно. Это словно держать в руках треснутый сосуд в то время, когда вокруг бушует песчаная буря. Если ты желаешь сохранить расцветающие чувства Шахразады, убереги ее от урагана. – Джалал поднялся на ноги и поправил отличительный символ королевской стражи на плече. – И убедись, что не ты сам являешься этой бурей.

Мердад Синебородый

Этим вечером Шахразада никак не могла успокоиться и лечь в постель, а мерила шагами покои, ступая по прохладным мраморным камням. И с каждой секундой в мятежном сердце разгоралось пламя внутренней борьбы между яростью и негодованием, между болью и раздражением.

Между неослабевающей обидой на бесцеремонное обращение и неподдельным гневом на то, что невнимание халифа задело ее за живое.

«Как он посмел так поступить со мной?»