– А ты сообразительный. То была Шелли, да. Её волосы попали в двери поезда метро. Ужасный случай. Я совсем забыла о подношениях, пока Морган не умер несколько лет назад. В ту ночь к окну прилетела ворона, и я всё поняла. Вторая появилась, когда умерла Лиззи; ещё одна вчера, когда Шелли… – Она замолчала и кивнула в окно.
В стекло смотрели две вороны. Одна была тяжело ранена, белая кость торчала из разорванной плоти; и вдруг к ним, взмахнув крыльями, присоединилась третья – дробина сияла у неё в глазу.
– А теперь пришёл мой черёд, – сказала Магуайр. – Не знаю, почему на этот раз всё намного хуже. Никто не погиб, когда мы нарушили правила. Какие подношения вы сделали?
– Я – плюшевого мишку, Даррен – несколько стрекоз, часы, зеркало, дневник. И сегодня мы попытались отдать ящику новые версии того же самого – например, нового плюшевого мишку, а Хэдли принесла ручку, которой писала дневник, – но это не сработало!
– И всё? Ничего больше?
– Нет, – сказал Сеп, – только…
– Только что?
– Ещё кровь.
– Что? – воскликнула Магуайр, но изобразила улыбку, когда медсестра резко подняла глаза от своего стола. Эйлин понизила голос до шёпота. – Вы положили что-то живое в…
– Нет! Хэдли уронила крышку и порезала руку; попало совсем немного.
– Её крови? Человеческой крови?
– Да, – сказал Сеп. – Что это значит?
Она покачала головой:
– Не знаю. Но мне это не нравится.
Сеп подошёл ближе к кровати.
– Я теперь это слышу. Чувствую голос ящика.
– Чувствуешь? Каким образом?
– У меня болит зуб, а шум ящика так вообще пронзает челюсть как сверлом. Настоящая пытка. Почему так?
Магуайр задумчиво кивнула.
– А запахи чуешь, что идут от ящика?
– Ага, – кивнул Сеп, вспомнив вонь Барнаби. – Сырость, затхлость и…
– Гниение. Гниль, порча, разложение: вот что он посылает в мир, как он управляет вещами.
Сеп стиснул челюсти, вспоминая, как боль хватала его и словно тянула куда-то.
– Получается, гниль – это частота коробки, а мой зуб как… антенна?
Она довольно улыбнулась.
– Такой умный мальчик.
– Но как нам остановить проклятие? – настойчиво спросил Сеп. – Остальные ждут снаружи, и нужно что-то делать. Роксбург нам не поможет – только велел держаться подальше, – но мы не можем просто спрятаться и надеяться, что всё прекратится. Ящик не остановится. Сэди, Барнаби – могут пострадать люди. Ваша подруга уже мертва! Мы не можем пойти в полицию; моя мама не станет…
– Нет, не станет, – мрачно подтвердила Магуайр. Она взяла его запястье своей маленькой ручкой. – Тебе нужно сосредоточиться, Септембер. Подумай, почему вы вообще решили принести жертву – почему ящик выбрал вас пятерых. А он выбрал вас, не сомневайтесь.
– Но я не знаю, почему…
– Потому что вы так сильно любили друг друга! Теперь вам нужно дать друг другу новое обещание, сделать ещё одно подношение: из того, что связывает вас вместе.
– Что вы имеете в виду?
– Предметы, которые вы дарили друг другу, вещи, которые заставляют вас думать о вашей дружбе. Отнесите их в ящик, и вы отдадите ему всю свою любовь друг к другу.
– Любовь? – переспросил Сеп. – Я не думаю, что мы… мы уже совсем не близки.
– Близки. Никак иначе. Он выбрал вас всех, как и нас.
– Ой! – воскликнул Сеп, начиная понимать. – Роксбург сказал нам простить друг друга.
– Верно, – подхватила Магуайр. – Прощение. Любовь. Сделайте новые подношения, демонстрирующие вашу любовь друг к другу. Том поможет вам, но и вы должны постараться.
Магуайр улыбнулась ему, и в этот момент она выглядела совершенно другим человеком по сравнению с той строгой учительницей, которую он знал.
– Непременно, – сказал Сеп. – Простите, мисс. Мне так жаль.
Она кивнула и потянулась обхватить его лицо руками. Теперь те были тёплыми и невероятно мягкими. Сепу хотелось обнять её – чтобы Эйлин держала его и позаботилась о нём.
– Я знаю, что ты справишься, Септембер. Ты очень умный мальчик. Иди. Будь храбрым. И береги себя.
Сеп кивнул и побежал по коридору.
Когда его шаги стихли, Магуайр стиснула края простыни и откинулась назад. Дневной свет постепенно окрашивал облака в розовый, а она наблюдала за воронами за окном.
-3. Любовь: 1941
Свет на коже Эйлин потускнел, когда их огонь погас. Лес тянулся к ним когтями шипов, и листва шелестела на ветру. День почти угас, и вокруг сгущались сумерки.
Эйлин посмотрела на ящик.
– С тобой всё в порядке? – спросил Том.
Остальные смотрели на неё, смаргивая капли с глаз. Шляпы прилипали к головам. Чёрные перья блестели на деревьях, и все пятеро почувствовали, как их кровь похолодела от стука птичьих клювов.
Эйлин выпрямила спину.
– Да, – сказала она. – Да. Вы принесли новое приношение?
– Как ты посмотрела на меня, когда я открыл дверь, я бы принёс свою маму в сумке, – ответил Том. – Это корешок от билета на школьный спектакль, тогда ставили «Гамлета».
Она быстро посмотрела на него.
– И ты его сохранил?
Он кивнул.
– Один из наших лучших моментов.
– Но мы даже не пошли на спектакль – отправились на пирс и выпили бутылку домашнего лимонада.
Том снова кивнул.
– Я о том и говорю.
Она улыбнулась ему и сжала его руку.