Ящик с проклятием

Ветер толкал хижину, как нос какого-то настойчивого зверя, каждый порыв будто вращал огромный винт, закручивая воздух внутри до тех пор, пока кожа не стала слишком тесной, а голова – слишком тугой.

Роксбург сидел и курил в лучах уходящего солнца; он втиснулся в грязное кресло, вполуха слушая бормотание радио и наблюдая, как его болезненный отсвет ползёт вверх по стенам. А ещё выпил изрядное количество виски.

Но нога всё равно болела. Брюки прилипали к коже.

Егерь налил себе какао, отпил и обжёг губы.

– Чёрт побери, – пробормотал он, вздрогнув от звука собственного голоса.

Ланди заскулила и забилась глубже под раковину. Маленький терьер весь день грыз лапы и отказывался покидать свою корзину.

– Всё в порядке, милая, – утешил Роксбург. Его горло болело от трубочного дыма, и он мучительно закашлялся от неожиданного движения связок. – Я похоронил Бискай. Ей больше не больно.

Ланди заскулила, услышав имя подруги, и потрогала пустую половину корзины.

– Ты не можешь прятаться там вечно, – продолжал егерь, почти жалея, что животное не способно ответить. – Тебе нужно пописать.

Ланди уставилась на хозяина. Её глаза блестели в бледном свете радио.

– Мы не будем сегодня охотиться, не волнуйся. Пойдём утром, когда рассветёт.

Солнце скрылось за облаками, и пришёл вечерний мрак, вылизывая лачугу и струясь под дверной косяк.

Роксбург выглянул в окно. Звуки леса изменились, как будто их приглушили тканью.

Он снова потянулся к своей кружке и замер, увидев, что рука дрожит в воздухе.

– Чёрт побери, – повторил егерь, сжимая кулак.

Он полез под раковину, чтобы ухватить собаку за ошейник.

Выключив радио, Том открыл дверь и подтолкнул Ланди к листьям, а сам встал в дверном проёме и осмотрел лес. Тусклая лампа в его маленьком окошке отбрасывала на землю водянистое пятно. Лес замер, освещённый неверной тенью угасающего дня.

Лампа погасла.

Роксбург резко повернулся, будто его ужалили. В лачуге было тихо.

– Чёртова электрика, – пробормотал он.

Ланди сделала несколько шагов – затем застыла, прижалась к земле; её шерсть встала дыбом, и она оглянулась на дом. Низкое рычание вырвалось из её живота.

– Не будь дурочкой. Ну же… – начал Роксбург и осёкся. В лесу голос звучал тише, как если бы егерь говорил из запертого шкафа. – Давай уже, – повторил он сквозь зубы.

Ланди помочилась прямо где стояла. Журчание воды было единственным звуком на многие мили вокруг. Роксбург увидел, что собака описала собственные лапы.

– Чёрт побери, – выплюнул он, бросил какао на землю и потянулся за дверь за лопатой.

Ланди захныкала.

– Когда я говорю поторапливаться… – снова завёл Роксбург, беря её свободной рукой и прижимаясь губами к дрожащей голове. Тело собачки буквально одеревенело, её шерсть стала жёсткой.

Вне хижины, даже стоя на земле, по которой ступал тысячу раз, старый егерь чувствовал себя неуверенно, как моряк, угодивший за борт. Он вскинул лопату в руке и повернулся к двери.

Что-то двигалось в доме.

Том пытался совладать со страхом, пытался заставить себя идти вперёд – но не смог.

– Эй? – позвал он в темноте.

В чёрной яме его маленькой хижины само по себе включилось радио.

У Роксбурга мурашки побежали по коже. Он стоял совершенно неподвижно, а музыкальная заставка прогноза для судоходства струилась в мир, хриплая, как старая граммофонная пластинка.

Ланди задрожала.

– Давай, милая, давай… – выдавил он, заставляя себя подняться по ступенькам дома и взвешивая лопату в руке.

Бросив Ланди на её подстилку и подняв оружие, егерь почувствовал вихрь энергии, который исходит от нарушенной тишины, – когда кто-то только что прошёл по комнате.

«Предупреждаем о штормах в Викинге, Сороковых, Кромарти и Тайне»[7], – произнесло радио тонким голосом, как будто работало где-то за много миль отсюда.

Роксбург почувствовал вкус крови и понял, что закусил губу.

«…Ожидается новый опасный минимум прилива в тридцати милях к западу, восточный циклонический ветер…»

Он подошёл к радио, посасывая горячую, отдающую медью рану.

«…Пятьдесят миль в час, хотя местами и больше…»

– Это мой лес, – сказал Том слабым голосом.

Повернулся, чтобы посмотреть на собаку, увидел своё отражение в окне…

И пару блестящих зелёных глаз за спиной.

Он развернулся, взмахнул лопатой и разбил лампу. Задняя дверь распахнулась.

Тело Бискай юркнуло в хижину, зелёные глаза пылали, кожа потрескалась от гниения, вспоротый живот вонял червями. Ланди прижалась к стене, завывая и лая.

И Роксбург почувствовал этот жар – настоящего, неконтролируемого ужаса.

Он закричал и упал, цепляясь руками за гниющую кожу мёртвой собаки, а потом ему на спину запрыгнуло что-то ещё: крошечные руки, тонкая верёвка, пахнущая мокрой грязью, и хриплый смех, который, как думал Том, он забыл. «Ну воть, – подумал он, когда нить врезалась в трахею, перекрывая дыхание. – Ну воть».

«…Вероятны сильные штормы. Рекомендуется соблюдать крайнюю осторожность».

44. Помутнение

– Просто успокойся, Аркл, – уговаривал Сеп. – Не о чем волноваться – мы почти у цели.