Ящик с проклятием

Ящик собрал вокруг себя лес, точно защитную клетку. Поляну преграждали опрокинутые и вывернутые стволы, костяшки тиса окаймляла берёза и обвивал дуб. Колтун из веток и листьев переплетался высоко над головой, удерживая под колпаком мерцающий и жирный воздух.

Сеп протиснулся сквозь крохотную брешь в деревьях, проталкивая своё тело сквозь паутину из жил и кожи. Изодранная нога зацепилась за неё и взорвалась болью. Перед глазами побелело, и Сеп заорал, хватаясь за воздух вокруг раны.

Кости влажно захрустели под ногами, когда он споткнулся о корни, что тянулись в ящик. Камень сиял, как облизанная кожа, его открытая пасть была чернее ночи, он словно стал больше, чем раньше, – больше, чем когда-либо.

Таким, чтобы внутрь поместился человек. Сеп кивнул теням.

Ящик ждал его.

Ужасный пульс ларца проникал сквозь подошвы ног и поры кожи, отдавался в теле барабанной дробью, которую Сеп больше не мог слышать, но ощущал в полной мере. Шум наполнил его голову раскалённым оловом, и он дрожа упал лицом вниз на грязь и корни, вспомнив момент, когда задумался о смерти мамы, размышлял, что же произойдёт потом… будет ли её смерть означать, что он наконец покинет остров.

– Нет! – прорычал Сеп, подтягиваясь и ползя на четвереньках к ящику и отбиваясь от корней. – С ней всё будет хорошо. Я люблю её, и я знаю себя, знаю, кто я такой, – все свои слабости и силу, все эгоистичные мысли и любовь. Я принимаю всё это! Несчастье и свет! Это моё, не твоё – моё!

Где-то сбоку звёздами блеснули глаза марионетки; Сеп услышал жужжание насекомых и шорох крыльев.

Он сосчитал ворон.

Четыре.

– Тебе меня не напугать, – вслух заявил Сеп. Затем запрокинул голову и закричал это, закричал небу и жертвам внутри ящика: – Вам меня не напугать – это я вас напугаю! Я вас напугаю!

Подхватил с земли скользкий маленький череп, раздавил в ладони и бросил осколки в летящих к нему птиц.

И залез в ящик для жертвоприношений.

55. Любовь

Ящик притягивал Сепа как магнит, разгонял кровь и наполнял глаза острой болью. Оба уха ревели от давления в венах.

У Сепа мелькнула только одна мысль, но она ударила его, точно молот, – что мать и друзья ждут его.

– Я люблю вас, – сказал он, открыв рот в безмолвной муке.

Корни обвили тело, плоть пронзили шипы, и сила ящика сжала его, словно кулак.

Сеп закричал от этой силы – кричал, пока не почувствовал, как волокна рвутся в горле и кровь бежит из лопнувших губ. Шло время, которое невозможно было измерить или понять, а он парил в свете, что опалял кожу холодом, а внутренности огнём.

«Я умираю», – подумал Сеп, только мысль высказал не разум, а душа.

Он перестал кричать.

Страхи и беспокойства покидали его, как опадающие с цветка лепестки. Сеп засмеялся, наблюдая, как они вертятся в воздухе.

«В конце остаётся именно это, не так ли? Люди и то, чем вы с ними поделились».

Он вспомнил их всех. Лэмб. Аркла. Мака. Хэдли. Свою мать. Сеп доверился этой волне счастья – и почувствовал, как задрожал ящик.

– О, так ты меня боишься, – сказал Сеп, схватился за корни, что его держали, нашёл зло, которое ящик наслал на остров, и взял его в свои руки, потянув назад, точно сеть из моря. Ожившие мертвецы падали, сияние в их глазах угасало, а сила ящика начала уменьшаться.

Извлекая яд из ларца, Сеп упивался чудесами своего мира: треском растущей травы, волнами прилива и мягким дыханием людей в своих кроватях; их сердца стучали, точно капли дождя на пруду; он нашёл свою мать – и протянул ей свою любовь.

И обнаружил ещё кое-что. Сеп думал, болезнь вернулась, но мама не была больна.

Она была беременна.

Сеп почувствовал, как радость захлестнула его, и прислушался к биению крошечного сердечка. Маленькая девочка.

Его сестра.

Ящик для жертвоприношений нанёс ответный удар, раздавив Сепа, сломав, убив.

Когда сознание угасло, Сеп увидел средства, с помощью которых будет жить вечно: танцевать, как пятнышко в солнечном луче, или расти в почве, сверкать на крыльях стрекоз или в морской воде; он чувствовал, как его далёкое тело разваливается на части; золотая нить его сознания растворилась, и он превратился в нечто иное, материю, которая когда-то была камнем и звёздным светом.

Мам. Мам. Прости. Прости, мам.

Хэдли.

Её имя поразило его, как гром, и вместе с тем пришло осознание себя, самого себя и всего счастья, на которое он мог претендовать. Сеп почувствовал, как его тянет обратно в мир, и понял, что другие – его друзья, друзья – добрались до ящика, что-то говорили над ним, приносили настоящие жертвы, маленькие жемчужины любви; и звали его, произнося не правила, а всего одно слово.

Его имя.

Свет, белый и ослепляющий, наполнил тело, и Сеп снова стал костями и мускулами, сердцем и трепещущими лёгкими под порезанной, покрытой синяками холодной кожей. И было что-то ещё, что-то шелковистое и лёгкое. Он протянул руку, почувствовал притяжение на другом конце… а затем проснулся. Часы на запястье тикали, вороны взрывались на деревьях, перья плавно опускались на землю, а небо полнилось блестящими точками их глаз.