– Арсений, прекрати! – в отчаяние взмолился Кормушин, понимая, что теперь ситуация имеет уже все шансы окончательно выйти из-под контроля. – Григорий, помоги мне его угомонить!
– Отчего же? Разве благородный человек не вправе требовать удовлетворения? – Рагозин, не мигая, словно рептилия, смотрел на Руднева холодными жестокими глазами.
– Не вмешивайтесь, Григорий Алексеевич, – тихо, но очень твердо произнёс Руднев.
Дмитрий Николаевич терпеть не мог Рагозина.
История, положившая начало их вражде, произошла на первом году обучения Руднева. Рагозин, учившийся на медицинском, к тому времени ходил в студентах уже третий год. Как-то на студенческой пирушке Григорий Алексеевич зло пошутил над одним из молодых студентов, одногодкой Руднева, с которым тот, некоторым образом, приятельствовал. Оскорбленный публичной насмешкой, молодой человек вызвал Рагозина на дуэль, а Руднева пригласил быть его секундантом.
Григорий Алексеевич выбрал поединок на пистолетах, и все думали, что, как это обычно случалось на студенческих дуэлях, оба выстрелят в воздух, и на том история закончится. Приятель Дмитрия Николаевича и впрямь выстрелил в сторону, а вот Рагозин нет. С десяти шагов, с которых промахнуться было нельзя, он безжалостно прострелил безоружному противнику сердце.
Поскольку инцидент разбирался на совете университета, историю удалось замять и выставить дело как несчастный случай. Рагозина, сына высокопоставленного чиновника, исключили с правом восстановления через год, его секунданта, замешанного уже не в одной скандальной истории, исключили насовсем, а Рудневу сделали предупреждение.
Постепенно страсти улеглись. Формально происшествие было дуэлью, что не исключало возможности смертельного исхода, но Руднев искренне считал Григория Алексеевича убийцей, избежавшим заслуженного наказания по недосмотру небесной канцелярии и халатному попустительству земного суда. Он всей душой презирал Рагозина, из-за чего демонстративно избегал любого общения с ним.
– Не вмешивайтесь, господин Рагозин, – повторил Руднев. – Это вас не касается.
– Отчего же? Правила чести позволяют одному человеку ответить за другого. Вас, как я услышал, останавливает то, что вы владеете оружием лучше Арсения Акимовича? Благородно! Но я-то, надеюсь, дерусь не хуже вашего? Мой вызов вы примете?
– Подите вон, – процедил сквозь зубы Руднев. – Я не стану марать руки о мерзавца, убившего безоружного человека. Дуэли для людей чести, а вы заслуживаете смерти на каторге.
Кормушин и опамятовавшийся Никитин замерли, не зная, как остановить неминуемое.
Рагозин замахнулся, намереваясь влепить Рудневу пощечину, но тот проворно перехватил взметнувшуюся руку и сжал с неожиданной для своей хрупкой комплекции силой.
– Считайте, что вызов принят, – проговорил он, продолжая сжимать пальцы до тех пор, пока наглая улыбка не сползла с лица Григория Алексеевича, сменившись гримасой боли. – Да только обычного поединка вы не заслуживаете. Я сообщу вам, где и когда вы расплатитесь за свою подлость.
Он выпустил руку Рагозина и, не сказав более никому ни слова, пошёл прочь.
Тем временем, катясь с подругой по заснеженной Москве, Катерина кусала от досады губы. Она-то надеялась, что, услышав про предстоящий ей портретный сеанс, подруга изведется от зависти и засыплет её вопросами, но Зинаида молчала, погружённая в себя.
Пришлось Катерине брать инициативу в свои руки:
– А ты знала, что Дмитрий Николаевич рисует? – начала она издалека.
Зинаида неопределенно пожала плечами. Пришлось усилить наступление.
– Представляешь, он сказал, что желает нарисовать меня в образе Королевы мая?
Зинаида вздрогнула, выходя из задумчивости.
– В каком образе?
– Королевы мая.
– А, это что-то из рыцарских романов, кажется?
Катерина уверено согласилась, хотя по-прежнему про Королеву мая ничего не знала.
– Да! Это так романтично! Как думаешь, а тебя бы он как нарисовал? Наверное, что-то роковое! Например, Царица Савская. Или нет! Саломея!
Зинаида вскрикнула, прикрыв рукой рот.
– Почему Саломея?!
– Если тебе не нравится, не нужно Саломею, – поспешила успокоить подругу Катерина, не ожидавшая такой реакции. – Можно Есфирь.
Новое предложение только усугубило ситуацию. Глаза Зинаиды наполнились слезами, девушка задрожала.
– Зиночка, милая, да что с тобой?!
– Ах, Катенька! – прошептала Зинаида. – Если бы я только могла тебе всё рассказать! Это такой невероятно тяжёлый груз! Но я не смею, я дала клятву!
Разрыдавшись, Зинаида кинулась на грудь растерянной подруги, которая, позабыв обиды, всю оставшуюся дорогу пыталась её утешить.