– Я не могла подумать, что вы такой зануда! – фыркнула она.
– Так ведь вам меня таким образом ещё при первой встречи отрекомендовали! – рассмеялся невыносимый Дмитрий Николаевич.
– Вот вы рисуете свои героические картины, а сами исключительно про закон твердите. Неужели вам никогда не хотелось взять закон в свои руки?!
К изумлению Катерины, вопрос Руднева задел. Он престал рисовать и после паузы ответил очень серьёзно:
– Хотелось.
– И что же вы сделали?
– Убил негодяя.
Катерина потрясенно воззрилась на Дмитрия Николаевича.
– Убили? Совсем? – растерянно спросила она.
Руднев отвечать не стал.
– Странный у нас с вами, Екатерина Афанасьевна, разговор получается, – вздохнул он. – Может, перейдём на какие-нибудь более мирные темы? – Катерина смешалась и робко кивнула. – Не двигайтесь, пожалуйста… Вот вы, например, знаете легенду о том, как появилась традиция выбирать Королеву мая?
Оставшееся время они беседовали исключительно про средневековые легенды и кельтские мифы. Вернее, Дмитрий Николаевич рассказывал, а Катерина слушала, но вполуха, потому как её сильно отвлекали мысли об этом странном человеке. Она уже жалела, что так настойчиво пыталась его раздосадовать, словно неразумная капризная девчонка. И вовсе он не зануда и не сноб, а совсем особенный, ни на кого не похожий, вероятнее всего, скрывающий шрамы не только под перчаткой, но и в душе.
В образе Королевы мая Катерине пришлось провести немногим более получаса, но и этого хватило, чтобы у неё начало ломить спину, а руки и ноги затекли так, что не сразу захотели слушаться. Жаловаться она, конечно, не стала, но Дмитрий Николаевич все равно заволновался.
– Я вас утомил, Екатерина Афанасьевна! Простите, Бога ради! В следующий раз… Если вы, и тконечно, соблаговолите уделить мне ещё время… В следующий раз мы обязательно будем делать перерывы.
– Не беспокойтесь, Дмитрий Николаевич! Всё было прекрасно! Я буду рада к вам ещё прийти! С вами так интересно! – пылко воскликнула Катерина и зарделась.
– В таком случае, может быть, вы… вместе с Арсением… Арсением Акимовичем придете ко мне как-нибудь провести вечер? И Зинаиду Яковлевну с Петром Семёновичем позовём! – предложил Дмитрий Николаевич, и прозвучавшая в его голосе робость заставила сердце Катерины биться сильнее. – Как раз, скоро двадцать пятое января. Отпразднуем Татьянин день. Наспоритесь вдоволь с Никитиным и Кормушиным, у них это лучше, чем у меня получается. Придёте? Я тогда их приглашу.
Катерина, конечно, согласилась, хотя пока ещё не очень понимала, как же ей так исхитриться и провести вечер с двумя кавалерами сразу.
– Я провожу вас и посажу на извозчика, – любезно предложил Руднев.
– О, замечательно! А то этот ваш Дракула меня пугает, – поблагодарила она.
– Дракула? – не понял Руднев. – А-а! Белецкий! Он не Дракула, а замечательный человек, который меня с детства растил и воспитывал, а теперь ведет все мои дела. Белецкий только выглядит строго, но с женщинами абсолютно галантен.
Он проводил Катерину, помог ей сесть в сани и ещё раз заручился обещанием прийти в гости в Татьянин День.
Когда он вернулся, в дверях его поджидал Белецкий.
– Стало быть, Дракула? – недовольно спросил он.
Руднев рассмеялся:
– Ты и правда чем-то на него похож. К тому же, я уверен, ты был излишне строг с Екатериной Афанасьевной.
– Я был с ней предельно вежлив. Иного вы, Дмитрий Николаевич, от меня требовать не в праве.
– Я и не требую! Но отчего, скажи мне на милость, она тебе не нравится?
– Я старомоден и считаю, что, если женщина соглашается позировать после недели знакомства, это ungehörig (неподобающе), – отчеканил Белецкий.
Дмитрий Николаевич всплеснул руками:
– И ты туда же! Хотелось бы напомнить, что сам ты изволишь посещать госпожу Яблочкову.
Белецкий пожал плечами:
– Госпожа Яблочкова – дама замужняя, а Екатерина Афанасьевна – Fräulein.
Руднев только головой покачал. Он был не в силах постичь этические воззрения Белецкого, который в вопросах любви придерживался принципов солдата на марше: чувства должны быть яркими, пылкими и скорыми, а, главное, оставлять после своего сгорания у обоих сторон исключительно приятные воспоминания без всяких там страданий и сожалений. Посему Белецкий не приемлил отношений с трепетными девицами, предпочитая им дам опытных и, желательно, в личном плане благополучно устроенных.
– Какая же она, Белецкий, Fräulein? Это для Екатерины Афанасьевны слишком сухо, – произнес Руднев, мечтательно вздохнув. – Она Королева мая!
Глава 3.
На следующий же день Руднев решил переговорить с Никитиным и Кормушиным и пригласить их к себе.