– Дмитрий Николаевич, такое несчастье! – сквозь слёзы с трудом проговорила она. – Пётр Семёнович арестован!
– Арестован?!. О, господи!.. Екатерина Афанасьевна, присядьте! – Руднев усадил плачущую Катерину в кресло, а Белецкий поставил перед девушкой чашку горячего чая.
– Успокойтесь и выпейте, – сурово приказал он гостье.
Резкость Белецкого возымела свой эффект – рыдания утихли.
Прихлёбывая чай и шмыгая носом, Катерина начала рассказывать.
– Ко мне утром прибежала Зинаида. На ней просто лица не было! Говорит, что сегодня ночью ко всем членам кружка приходила охранка. Пятерых арестовали, в том числе Кормушина.
– К ней тоже приходили?
– Да, обыск учинили. Её отцу Якову Соломоновичу даже с сердцем плохо стало. Но Зинаиду не тронули. А потом к ним прибежал сосед Петра Семёновича и сказал, что Петра арестовали.
– Что с Никитиным? Вы знаете?
Катерина снова залилась слезами.
– Не знаю! Я к нему побоялась идти. Сразу к вам. Горе-то какое! Что же теперь будет?!
– Я найду Арсения, – заявил Руднев. – Белецкий, проводи Екатерину Николаевну домой.
– Я предпочёл бы пойти с вами!
– Она не может здесь оставаться! И одной ей тоже сейчас идти нельзя.
Скрепя сердце, Белецкий был вынужден согласиться.
Поиски Никитина Руднев решил начать с комнаты, которую Арсений Акимович снимал со своим земляком в Дашковом переулке. Ни того, ни другого дома не оказалось.
Дмитрий Николаевич велел дожидавшемуся его извозчику гнать на Моховую. В Татьянин день ехать к университету Ванька опасался, да и молодой взволнованный барин, одетый хоть и дорого, но уж больно небрежно, доверия не внушал. Вопрос решило щедрое обещание господина заплатить аж целый рубь.
Однако до университета они не доехали. На пересечении Моховой и Большой Никитской путь им преградила толпа студентов.
Сунув Ваньке обещанный рубль, Руднев на ходу спрыгнул с саней.
С одного взгляда становилось ясно, что настроение у студентов совсем не праздничное. Толпа угрожающе гудела и двигалась в сторону Тверской.
Руднев силился разглядеть в этой массе возбужденных лиц хоть кого-нибудь знакомого. Наконец он увидел своего приятеля с медицинского, того самого, что помог ему достать цветы фуксии из оранжереи аптекарского огорода.
Нырнув в толпу, Дмитрий Николаевич с трудом протолкнулся к студенту-медику.
– Руднев! Ты тоже пришёл! – взволновано прокричал тот, стараясь перекрыть общий гвалт. – Давай к нам!
– Что здесь происходит?
– Ты что, не знаешь?! Со вчерашнего дня человек двадцать арестовали. Охранка прочесала все студенческие общежития от Бронной до Палашевского. Мы идём к дому генерала-губернатора. К нам товарищи из Петровской академии и Технического училища присоединились. Больше тысячи человек собралось! Идём!
– Погоди! Ты Никитина видел?
– А как же! Он там, впереди, с комитетом.
Дослушивать Руднев не стал. Проталкиваясь через толпу, он стал пробираться к Никитскому переулку. Через путанный лабиринт арок и внутренних дворов Дмитрий Николаевич вышел на Тверскую и увидел, как со стороны Кремля по заснеженной улице течёт людской поток. Над толпой кое-где полыхали красные и черные полотнища, слышалось, как нестройный хор голосов завёл Марсельезу.
У Руднева мороз пробежал по коже: «Господи! Что эти безумцы делают?! Зачем же всё так?!» – мелькнуло у него в голове, но рассуждать о методах революционной борьбы было некогда.
Толпа поравнялась с проулком, где её ожидал Дмитрий Николаевич. В первых рядах манифестантов Руднев увидел Никитина.
– Арсений! – закричал он, понимая, что товарищ его вряд ли услышит. – Арсений!
В этот момент произошло страшное: с Камергерского переулка в студенческий строй врезалась толпа разъярённых торговцев с Охотных Рядов. Здоровенные мужики были вооружены кто кольями, кто вожжами.
– Бей штудентов! Бей! – орали они, остервенело раздавая жестокие удары.
Строй демонстрантов смешался и рассыпался, студенты ринулись на нападавших.
Не раздумывая более ни секунды, Руднев кинулся в гущу побоища.
Несмотря на свое субтильное телосложение, Дмитрий Николаевич, благодаря бесконечным тренировкам Белецкого, был ловок, силён и отлично умел драться. Навык этот ему сейчас пригодился особенно.
Уворачиваясь от сыплющихся со всех сторон ударов, он пробивался к Никитину. Когда до товарища оставалось не более десятка шагов, в воздухе засвистели камни. Кто их швырял – студенты или охотнорядцы – понять было невозможно. Руднев пригнулся, прикрывая голову, и рванул вперед, через замешкавшуюся под каменным градом толпу.
Подле Никитина он оказался в тот самый момент, когда Арсений Акимович шатнулся, ухватившись за голову, и начал заваливаться. Руднев подхватил товарища, лицо которого заливала кровь. Перекинув руку Никитина через плечо и проталкиваясь сквозь толпу, Дмитрий Николаевич потащил друга к тротуару.
Тут над Тверской прокатился тревожный рокот. Со стороны бульваров на демонстрантов мчался жандармский разъезд, размахивая нагайками. Толпа колыхнулась и двинулась обратно к Моховой. Началась давка.