Яшмовый Ульгень. За седьмой печатью. Серия «Приключения Руднева»

– Пока не знаю. Ответ на это вопрос я как раз и хочу найти, – признался Руднев и продолжил. – Оказывается, Волконские помешались на идеях бессмертия не случайно. Они потеряли своего единственного ребёнка. Мальчик долго и безнадёжно болел, что едва не свело с ума его мать, которая, кроме того, из-за тяжёлых родов лишилась возможности снова иметь детей. Волконские приглашали к сыну сперва врачей, после шарлатанов-колдунов, а после и вовсе организовали собственную секту, куда приглашали мистиков всех мастей, особенно тех, кто был сопричастен идеям вечной жизни. Ян Ван-Берзеньш был и врачом, и колдуном. Он был одним из тех, кто сперва пытался лечить ребёнка, а потом, когда исход болезни стал очевиден, начал искать иные способы обмануть судьбу.

Судя по запискам Волконского, Ван-Берзеньш создал культ поклонения смерти. Его идеи были дикой смесью христианства и средневекового дьяволопоклонничества. Смерть, по его мнению, была наивысшей божественной тайной, постичь которую, невзирая на инцидент с яблоком, людям не удалось. Однако тайна эта была известна змею, то есть дьяволу, и он, возмущенный неравноправием людей и небожителей в плане бессмертия, всячески пытался намекнуть сынам Адамовым, что и как в этом вопросе. В частности, он нашептал Иоанну Богослову его Откровения. Ван-Берзеньш считал, что Апокалипсис – это не про второе пришествие и не про конец света, а своего рода пошаговое описание маршрута через смерть к бессмертию. В общем, смерть по мнению Ван-Берзеньша – это ни что иное, как преддверье бессмертия, но не бессмертия души, а реального физического бессмертия. Вопрос только в том, как правильно преодолеть этот переход.

Белецкий слушал со скептической миной, аккуратно перелистывая страницы бесценного фолианта.

– Захватывающее, должно быть, чтение, – проворчал он.

– Когда, невзирая на все усилия, ребёнок Волконских все же скончался, безутешные родители продолжили свои изыскания в вопросе бессмертия. Их поиски не ограничивались только мистическими сферами, но и распространялись в область современной науки. В частности, они покровительствовали медицинскому факультету московского университета, и после смерти супруга княгиня Волконская передала в дар университету свой особняк и выделила огромные средства на организацию в нём самого современного по тем временам научного морга и анатомического театра. Судя по монографии, этот особняк до передачи университету служил штаб-квартирой тайного общества, организованного Волконскими. В нём располагалось нечто, что Волконский называет Ареной. Прямого объяснения, что это такое, в книге нет, но, судя по всему, это какое-то святилище, где последователи Волконских совершали свои ритуалы.

– Та-ак, – протянул Белецкий, – стало быть, вы хотите найти в анатомическом корпусе алтарь для черной мессы? Вы сами-то понимаете нелепость этой затеи? Особняк Волконских уже сто лет находится в ведении университета…

– Семьдесят восемь, – уточнил Руднев.

– Пусть так, семьдесят восемь. За это время в нём наверняка изучен каждый уголок и каждый камень. Это же вам не Шатобриан! Ничего секретного в нём быть не может!

– Зря ты так думаешь! В университетских зданиях полно неиспользованных и забытых помещений. В особняке Волконских целое крыло пустует, там планировали делать лаборатории, но пока средств собрать не могут.

– И вы надеетесь найти там тайное святилище?

– В том-то и дело, что если оно там есть, то оно, скорее всего, не такое уж и тайное. Каким образом идеи Ван-Берзеньша могли быть подняты из забвения? Откуда про них узнали? Эта книга? Склеп? Мало вероятно! На них трудно было наткнуться случайно. А вот предположить, что кто-то нашёл в заброшенной части особняка Волконской какое-то культовое помещение, вполне возможно.

Белецкий минуту молчал, нервно барабаня пальцами по подоконнику.

– Ну, допустим, Дмитрий Николаевич, вы правы, – сказал он наконец. – В особняке Волконской сохранилось святилище смертопоклонников, и кто-то его нашёл. Мы его тоже найдем. Что это даст в плане расследования?

– Это подтвердит связь университета с убийствами. Случайные люди в анатомическом корпусе оказаться не могли, круг подозреваемых сузится.

– Ничего себе, сузится! Студентов в университете тысяча с лишним, а ещё преподаватели, лаборанты, вольные слушатели, консультанты!

– Но это всё-таки меньше, чем сейчас! Да, и может, нам повезёт узнать что-нибудь ещё.

Белецкий пытливо посмотрел на Руднева:

– Я так понимаю, Терентьева вы предупреждать не желаете? – спросил он.

– Нет, – признался Дмитрий Николаевич. – Он нам не позволит.

Белецкий сокрушенно покачал головой.

– Дмитрий Николаевич, я чувствую, что буду жалеть о том, что соглашаюсь на вашу авантюру! Но ведь, если я откажусь, вы всё равно предпримете свою вылазку без меня, так? Этого я допустить не могу.

Руднев просиял:

– Я знал, Белецкий, что ты согласишься!

Белецкий, очевидно, не разделял восторга бывшего воспитанника.

– Как вы планируете всё это проделать? – хмуро спросил он.