Не отдавай любви всего себя;Тот, кто всю душу дарит ей, любя,Неинтересен женщине — ведь онУже разгадан и определен.Любовь занянчить — значит умертвить;Ее очарованье, может быть,В том, что непрочно это волшебство.О, никогда не отдавай всего!Запомни, легче птичьего пераСердца любимых, страсть для них игра.В игре такой беспомощно нелепКто от любви своей и глух, и слеп.Поверь тому, что ведает финал:Он все вложил в игру — и проиграл.
ПРОКЛЯТИЕ АДАМА
В тот вечер мы втроем сидели в залеИ о стихах негромко рассуждали,Следя, как дотлевал последний луч.«Строку, — заметил я, — хоть месяц мучь,Но если нет в ней вспышки озаренья,Бессмысленны корпенье и терпенье.Уж лучше на коленях пол скоблитьНа кухне иль кайлом каменья битьВ палящий зной, чем сладостные звукиМирить и сочетать. Нет худшей муки,Чем этот труд, что баловством слыветНа фоне плотско-умственных заботТолпы — или, как говорят аскеты,В миру». — И замолчал.В ответ на этоТвоя подруга (многих сокрушитЕе лица наивно-кроткий видИ голос вкрадчивый) мне отвечала:«Нам, женщинам, известно изначала,Хоть это в школе не преподают, —Что красота есть каждодневный труд».«Да, — согласился я, — клянусь Адамом,Прекрасное нам не дается даром;Как ни вздыхай усердный ученик,Как ни листай страницы пыльных книг,Выкапывая в них любви примеры —Былых веков высокие химеры,Но если сам влюблен — какой в них толк?»Любви коснувшись, разговор умолк.День умирал, как угольки в камине;Лишь в небесах, в зеленоватой сини,Дрожала утомленная луна,Как раковина хрупкая, бледна,Источенная времени волнами.И я подумал (это между нами),Что я тебя любил, и ты былаЕще прекрасней, чем моя хвала;Но годы протекли — и что осталось?Луны ущербной бледная усталость.