Язва на полставки

Демьян суровой монументальной фигурой медленно входит в квартиру, прикрывая за собой дверь и запираясь. Ну вот, на лестничную клетку, в случае чего, не сбежать. Пячусь назад, за неимением других вариантов. Собираюсь спрятаться за дверью комнаты, но меня ловят, загоняя в угол. В тот самый, где мы были застуканы Даней. Какая ирония.

— А теперь, смелая ты наша, — хмуро нависает он надо мной. Издаю жалобный писк, прижимая к груди обёрнутое вокруг тела полотенце. — Повтори всё, что вчера написала. С чувством и расстановкой. И горе тебе, если мне не понравится.

Глава 7. Петергоф

Тома

Надо мной в хищном оскале замирает коршун и чё-то я как-то растерялась.

— Мне неуютно, когда ты так напираешь, — непроизвольно вжимаю голову в плечи и пытаюсь слиться со стеной, но, вот незадача, не получается. Я не Каспер. Сквозь предметы просачиваться не умею.

Зрачки Демьяна недобро сужаются.

— Что, растерялась смелость? В глаза уже не хватает духу дерзить?

Ну, знаете ли! Уязвлённо вскидываю голову.

— Дерзить? А что я такого написала, а? Я не понимаю, чего ты от меня хочешь. У меня уже есть всё контролирующий брат, ты чего лезешь? Всегда мечтал о младшей сестричке? — тут же виновато прикусываю язык. Нашла что говорить. Человеку, выросшему в детдоме такие вещи в лицо не бросают. — Прости. Случайно ляпнула.

Думала, разозлится, но нет. Смотрит максимально нейтрально. Ни один мускул не дрогнул. Если его и задело, виду не подаёт. Восхитительная невозмутимость. Мне б так.

— Может и хотел, но у меня такой привилегии нет, — спокойно отвечает он.

— Ничего. Отыграешься на дочери.

— Не факт, что она будет.

— Будет. Долгожданным девочкам всегда достаются отцы-тираны. Заранее сочувствую девахе. Шаг влево — домашний арест, шаг вправо — расстрел. Свобода слова? Это что за фрукт? Не знаем такого. Будет бояться тебя дитё, как огня, и при первой возможности сбежит куда подальше. Авторитетно заявляю.

— Авторитетно? — мохнатая бровь насмешливо изгибается. — Говоришь так, будто тоже меня боишься.

— Да.

— Что, да?

— Я тебя боюсь, — признаюсь, хоть это и непросто выдавить вслух. Но хочу, чтобы он понял.

— Боишься? Зачем?

«Зачем?» Лол.

— Отличный вопрос. Очень логичный. Обычно в таком случае спрашивают: «почему», но правильно, к чему уподобляться большинству.

— Тамара, почему ты меня боишься? — напирает Демьян.

Ох, так ведь и не объяснишь…

— Помнишь, как в Эдемском саду? Лев полюбовно облизывает овечку. А венка на её шее так пульсирует, так пульсирует… А лев долго был вегетарианцем и он такой голодный…

— Так по твоему мнению, я лев? — довольно хмыкает он. А я молчу. — Ты не овечка, Тома. Вообще нет.

— Я гибрид овечки и саблезубого тигра.

— Именно. Это и возбуждает.

И снова меня бросает в жар. Только что в душе была, но теперь надо обратно. Потею, как курица в гриль-духовке. Аж испариной покрываюсь. Мы вроде про дочки-матери разговаривали, когда на пестики и тычинки успели переключиться?

Нет. Не надо мне такого. Он мне нравится, но я не хочу вязнуть в этом болоте. Этот человек мне не по зубам. Не хочу оказаться собакой, что урвала себе слишком большую кость и теперь не знает, что с ней делать. И закопать не получается, и из пасти не вытащить: оставишь на секунду — стырят.

— Хватит, — прошу я.

— Что хватит?

— Говорить так. Вести себя так. Смотреть… так, — осторожно отодвигаю его, подушечками пальцев нащупывая каменную еле вздымающуюся грудь. Ошибка. Не видя вижу, как распускается плохо закреплённое на мне полотенце, норовя слететь. А ведь под ним ничего нет…

Демьян преспокойно ликвидирует оплошность, заправляя торчащий хвостик обратно под слои махровой жёлтой ткани, не давая мне опозориться. Собирает прилипшие к шее мокрые волосы и перекидывает их на одну сторону. Едва уловимо касается щеки, отчего из меня вырывается тихое нервное скуление.

— Иди одевайся, суши волосы и поехали, — уже спокойно, без начальственного тона отвечает Игнатенко. Не спрашивает, не уточняет. Информирует о свершившемся факте.

— Куда?

— Всё туда же. С образованием твоим разбираться.

— Я ведь сказала…

— Что у тебя другие планы? Да, я запомнил с первого раза. Твои внезапные «планы» как-то связаны с поступлением?

— Нет.

— Тогда они меня не волнуют. Сделаем всё, и ты свободна.

— Почему тебя это волнует?

— Меня волнует всё, что связано с тобой.

Кислород. Воздуха мне в лёгких. Срочно. Он продолжает делать это… путать и сбивать с толку.

— Почему?

— У тебя пятнадцать минут на то, чтобы собраться. Иначе я сделаю это за тебя.

За меня — в смысле сам меня оденет? Звучит… заманчиво. Несмотря на подсознательное стремление сохранять хоть какое-то подобие дистанции, проклятое воображение с готовностью рисует такие картины, что лицо предательски пунцовеет.

Бред.

Тянуться к человеку и одновременно стараться держаться от него подальше — так вообще можно? Это нормально? Это не когнитивный диссонанс, не? Биполярочкой не попахивает?

— Я не проверяла расписание, может сегодня не приёмный… — последней стрелой из колчана нашариваю шаткую отговорку.

— Принимают. Я проверил.

— Откуда…

— Видел список.