Язва на полставки

— То есть вы больше не виделись?

— Ну так я пока на этом свете. Мне к ним рановато.

— Ой, — до меня доходит. — Прости.

— Забей. Предупреждая следующий вопрос: авария. Мне было четыре. Из родственников есть тётка, но у неё своя семья в другом городе, и я ей был не нужен. А теперь она не нужна мне. Вот и вся история. Можешь достать платочек и промокнуть слёзы. Вы ж девочки, любите сырость разводить. А то её тут мало, да.

— Дурила. Нельзя же… — сердито пихаю его в плечо, но не договариваю, так как меня ловят за запястье. Замираю, позволяя медленно скользить по многочисленным звякающим браслетам вниз, а затем… наши пальцы сплетаются. Ну вот, новый приступ нехватки кислорода. Дышу через ноздри слишком громко и слишком палевно, но по-другому не получается.

— Что нельзя? — каверзно уточняет Демьян.

— Быть таким циником, — медленно, едва ли не по слогам отвечаю я, не в силах оторвать взгляда от наших рук. Бабочки, гусеницы, тараканы, клещи, клопы, глисты… не знаю, что там у меня внутри обитает, возможно всё вместе, но у них там творится полная вакханалия. Такая она, влюблённость?

Да?

Нет?

Потому что, кажется, я…

Если этот момент зарисовать, то на картинке вокруг меня витали бы белые диалоговые звёздочки, на которых жирными буквами мельтешили бы: «бах», «бум-с», «хряк», «тыдыщ» — короткое, но вполне лаконичное определение тому, что происходит в моей башке. В реальности же застываю, не шевелясь и почти не моргая. Внутри: а-а-а! А снаружи сижу с каменной мордой.

— Ещё вопросы? — мягкий голос заставляет вынырнуть из оцепенения.

— Н-нет.

— Нет вопросов? — у меня получается удивить человека, который едва ли умеет удивляться.

Есть, конечно. Их вагон и маленькая тележка, но…

— Нет. Я хочу узнать тебя, но не так. Не этим глупым анкетированием. Мне недостаточно, чтобы ты был готов говорить со мной только сегодня. Я хочу говорить каждый день. Не бояться спрашивать и быть уверенной, что меня не отправят в пеший поход в компании вместе с «отвали, не твоё дело».

— Какая красочная метафора. В тебе пропадает поэт.

Смеётся. Ему смешно. Зашибись. Я вот тоже хочу посмеяться, но мне не смешно. Важные вещи так-то решаются. Судьбоносные.

— Да я вообще талант, — обиженно выпрямляюсь, пытаясь высвободить кисть, но её держат крепко. — Крестиком вышиваю, спицами вяжу.

— Рисуешь.

— И этим балуюсь.

— Для баловства выходит круто. Я видел.

— Когда остальные по клубам шарились, я сидела дома под замком. Надо же было себя чем-то занять. Вот и научилась по видео-урокам.

— Жалеешь?

— Нет, — решительно мотаю головой. — Совсем нет. Пока одноклассницы ходилипод гордым знаменем шлёндр, я на районе была «неприкасаемой девочкой». Спасибо репутации папы и боевому запалу Дани. Меня опасались и уважали. Настолько, что я впервые поцеловалась только в семнадцать.

— Я бы и сейчас отстреливал всех, кто подойдёт к тебе ближе, чем на десять метров. Так что ты бы всё же поберегла своего поклонничка, отвадь парня. Целее будет.

У меня от таких его слов реакция, как от оголённых проводов. Прошибает насквозь каждый раз.

— Мы просто общаемся. Или я не могу иметь друзей?

— Можешь. Но не тех, кто хочет залезть тебе под юбку.

— Вроде тебя?

— Я тебе не друг. У нас с тобой всё называется по-другому.

— Как?

— Ты скажи. Но бояться меня не надо. Не укушу.

«У нас с тобой всё называется по-другому». Бззз… это, если что, пчёлки в моей голове ча-ча-ча отплясывают. Дыхание учащается от поступающего волнения. Но волнение это приятное. Мягкое, обволакивающее.

— Иди сюда, — просят меня, помогая подняться и притягивая ближе. Так близко, что моя макушка оказывается возле его лица. Ой… мои волосы, что, нюхают? Нюхают и едва уловимо трутся об них носом. Божечки…

Вскидываю на него глаза и замираю. Слышу, как сердце падает к пяткам и кубарем катится по мокрому песку к воде. Плюх. Всё, нырнуло в залив. Сбежало, чтоб не трёхнуться от кайфа.

С моей щеки молча соскабливают остатки налипшей ваты. Очень осторожно и очень нежно. Я и понятия не имела, что он умеет быть таким. И это… это за пределами моей реальности. Не хочу, чтобы заканчивалось…

Однако закон подлости никто не отменял.

— Блять, — недовольно бурчит Дёма, когда его карман начинает вибрировать. Активно и назойливо. На свет выуживается айфон с мигающим на дисплее входящим. — Прости. Это по работе. Надо ответить.

Надо так надо. Хочу отстраниться, но меня успевают перехватить, приобнимая за шею и не давая далеко уйти.

— Что? — бросает он раздражённое в трубку. Голос меняется в секунду. — А я тут при чём? Этим занимается Вадим… Заебись. Когда просохнет, скажешь ему, что он уволен… Займи, значит. Я приеду, минимум, через час. Как-как, налейте ему выпивки за счёт заведения… Да кому ты рассказываешь? Этой роже лишь бы налакаться и в карман что положить… Всё, еду, — Игнатенко отключается, виновато глядя на меня. — К нам проверка заявилась. А мой администратор лежит дома и лыка не вяжет.

Согласно киваю.

— Поехали.

— Поедем. Но сначала закончим прогулку.

— Ты же уже сказал, что едешь.

— Еду. Подождут.

Подождут. Приходится кусать губы до крови, чтобы не спалиться с улыбкой.