Язва на полставки

— Всё будет нормально, — обещаю я. — Даю слово. Отвечаю за неё головой.

— Да мне ни в одно место не упёрлось твоё слово! Повторяю. Держись. От. Неё. Подальше!

— Говорю же, не могу.

— Не можешь или не хочешь?

— Дань, — челюсть отзывается болью на каждое слово. Морда завтра, вероятно, распухнет. — Я всё понимаю, правда. И не хотел, чтобы вышло так, но сделать ничего не могу. Это сильнее меня.

— Сильнее, млять, его! — вижу, как чешутся его руки. Весь трясётся, едва сдерживаясь.

— Слушай, если хочешь втащить ещё, давай. Я не буду защищаться, — всё по делу. Накосячил? Накосячил. А за косяки надо отвечать.

— А толку?

— Полегчает.

— Да нихрена не полегчает, — друг трёт лицо с такой силой, будто хочет вымыть из памяти всё, что видел и знает. Нет. Избивать меня точно уже больше не будут. Запал прошёл. — А-а-а! — рвёт и мечет он. — Нет. Нет, нет и нет. Ей девятнадцать! Сука, всего девятнадцать. Пока я за неё отвечаю, не бывать этому. Не позволю. Если надо, увезу обратно в Москву и посажу под замок! — меня грубо отпихивают с пути. Чтоб не мешал.

— Значит, я поеду следом. От тебя уже ничего не зависит, — бросаю ему вслед. — Всё что ты можешь — не мешать.

— Хрен вам! Только через мой труп, — Радов широким шагом возвращается обратно. Когда нагоняю его, он уже коршуном наседает на Тамару. — Оделась и живо поехали домой! — хватают её за запястье, но та вырывается.

— Не поеду.

— Я тебя не спрашиваю! — уровень громкости превышает допустимый. Нас становится слишком слышно. Не за горами, когда законопослушные петербуржцы позовут охрану.

— Дань, ты только не горячись, — Кристина сегодня в роли Матери Терезы.

Предпринимает попытку успокаивающе положить ему ладонь на плечо, но тот отпихивает и её. Грубее, чем следовало бы.

— Не горячись? НЕ ГОРЯЧИСЬ? Мой друг с моей сестрой… Да я даже не хочу знать подробностей! Достаточно того, что видел.

— Слушай, ну ты тоже не утрируй. Ну подумаешь встречаемся, вот трагедия, — не понимает Тома.

Ох, зря ты. Зря.

— Да что ты говоришь? — из Дани так и сочится отравленное ехидство, а самое мерзкое в том, что он прав. — А ты хоть знаешь с кем встречаешься? Чем он занимается?

— Ты про клуб?

— Тамара, не надо, — торможу её я, пока не поздно.

Увы. Поздно.

— Клуб, ага, — саркастично отзывается Радов. — Только вот про тот ли ты клуб?

Если бы ты только знала, во что собираешься ввязаться…

— Дань, не здесь, — остужаю его. Подобные темы обсуждаются не в таких местах.

И нам обоим прекрасно об этом известно.

Друг тоже понимает, что загнался.

— Именно поэтому я и сказал: накупались, чтоб вас! — уже на тон спокойнее, но всё тем же взвинченным голосом продолжают наседать на сестру. — Едем немедленно домой. Там уже я тебе подробно расскажу: кто, что, кого и каким хреном. Ты будешь в восторге.

Ловлю на себе вопросительно-растерянный взгляд Томы. Вижу её нерешительность. Она хочет и знать правду, и избежать ссоры с братом, но при этом словно боится… разочаровать меня неправильным выбором. Глупая. Семья превыше всего. Говорю это как тот, у кого никогда не было семьи, но кто всегда хотел её иметь.

Помогаю ей определиться лёгким кивком. Пускай едет. Так правильно, но это, вероятно, станет финалом толком не завязавшихся отношений. Брат ей всё расскажет и со мной больше не захотят иметь никаких дел. И правильно сделают.

Паршиво это всё, но давно не в новинку. Да и винить некого кроме себя. Это моя жизнь и я сам её выбрал. Как выбрал и девушку, продолжающую смотреть на меня.

Что она хочет увидеть? Я же уже дал понять, что ей делать. Вот только Тамара не была бы Тамарой, если б не решила всё по-своему…

Надо учиться быть готовым к тому, что эта девчонка никогда не слушается. С ней, по всей видимости, работает вариант: хочешь одного — вели делать всё строго наоборот. Я люблю бунтарок, в них есть огонь, но в данную секунду он неуместен. Не та ситуация. Тем не менее, внутри всё переворачивается, когда Тома обходит брата и тормозит рядом, беря меня за руку:

— Не поеду, — качает головой она. Знаю, что её выбор заведомо неправильный, но для меня он значит… всё. — Прости, Дань. У тебя было сотни возможностей рассказать и показать. И я знаю, почему ты этого не сделал. Ты тоже много чего не договариваешь, но я не давила, уважая твой выбор. Уважай и ты мой.

Вот это взгляд. Меня буквально прожигают ненавистью. Ощущение муравья с подгорающим задом, корчащегося под лупой. Мы знакомы с Радовым уже достаточно, но, отвечаю, таким его мне приходилось видеть лишь пару раз. И уж чего я точно не планировал, чтобы эта ненависть была обращена в мою сторону. Даже с Лесей, этой паскудой, у нас всё урегулировалось максимально спокойно.

— Ну-ну. Поговорим потом. Когда поймёшь, — сухо бросает он сестре и просто уходит, успев схватить телефон с шаткого столика, раскрытый зонтик на которым так и норовит завалиться на бок.

— Кристин, пожалуйста, — просит поникшая Тамара подругу. — Ему сейчас нельзя оставаться одному. Тем более вести в таком состоянии машину.