Языческая оппозиция христианизации Римской империи (IV–VI вв.)

Представители языческой интеллигенции не только знакомили своих учеников с достижениями античной культуры и философии, но и плодотворно проповедовали язычество. На протяжении всего V в. не редкостью было обращение христиан в язычество под влиянием классического образования. О сохранении языческой проповеди в конце IV–V вв. свидетельствуют продолжавшееся издание законов против вероотступников[1083], а также многочисленные упоминания об отступничестве в трудах христианских и языческих авторов. Во вступлении к своему полемическому сочинению «Против Юлиана», епископ Кирилл открыто заявлял, что под влиянием литературного труда Отступника многие христиане обращались в язычество: «Через это сочинение многие легкомысленные и склонные к отпадению из верующих удобно впадают в его (Юлиана) сети и становятся приятной добычей демонов. Иногда, впрочем, приходят в смущение и утвержденные в вере…»[1084]. Одно из писем Нила Синайского было обращено к отвергнувшему христианство и обратившемуся к язычеству ритору Апполодору (Nil. Ep., I, 72). По крайней мере двух христиан, обратившихся в язычество под влиянием александрийских интеллектуалов, упоминал в своем труде и Дамаский (Dam. V. Isid., 41). Захария Митиленский, обучавшийся в Александрии в восьмидесятых годах V в., сообщал, что грамматик Гораполлон, почитавшийся «превосходным учителем, но кроме того, язычником, введенным в заблуждении демонами и чародейством» (Zach. V. Sev., 15), за приобщение христиан к древним культам был прозван александрийцами «душегубом» (ibid., 32). С проповедью и отправлением древних культов было совмещено и преподавание в афинской Академии. Согласно данным Георгия Александрийского, ученики афинских школ «воздавали подобающую честь и почитание богам, входя в храм великой богини Афины, припадая к ней и прося у нее умудрить разум для принятия знаний» (Georg. V. John. Chrys., P. 258–261). Свидетельства о религиозных пристрастиях учеников Академии позволяют предположить, что под влиянием своих преподавателей многие ученики становились ревностными почитателями языческих культов. Благодаря Проклу к традиционным культам обратились самаритянин Марин Неаполитанский (Dam. V. Isid., 97A) и иудей Зенон (ibid., 67). Не исключено, что при одного из учеников Прокла[1085] язычество втайне принял и будущий император Западной империи Прокопий Анфимий[1086].

Кроме того, языческая интеллигенция выступала в роли хранителя языческих традиций и деятельно поддерживала отправление языческих культов. Так, в конце IV в. философ Антонин[1087] возглавлял языческую религиозную общину в египетском Канопе (Eunap. V. Soph., 471–472), в первые десятилетия V столетия схоларх Академии Плутарх поддерживал отправление муниципальных культов в Афинах[1088]; во второй половине V в. ученик Прокла Асклепиодот возглавил язычников карийского Афродизия и весьма способствовал становлению известности этого города как крупного языческого религиозного и культурного центра (Dam. V. Isid., 86)[1089]; в тот же период Антоний Александрийский[1090] трудился над восстановлением культов в Газе Палестинской и вновь сделал ее «святым местом» (Dam. V. Isid., 133).

В целом, культурная деятельность языческой интеллигенции доказывает, что на протяжении V столетия она продолжала вести борьбу с распространением христианства среди образованных слоев общества, и, таким образом, противостояла установлению идеологической гегемонии новой религии.

6. Языческая оппозиция Восточной Римской империи в конце IV–V вв.

Длительный процесс упадка и разложения куриальной организации и полисной аристократии проходил неравномерно. Если куриальная аристократия Эфеса окончательно лишилась своего политического и экономического статуса уже к середине V в.[1091] то курия Афродизия — столицы провинции Кария сохраняла свое значение еще и в начале VI столетия[1092]. О том, что в V в. куриалы продолжали играть видную роль в социальноэкономической и политической жизни многих провинций свидетельствовал Иоанн Лид. В своем труде «О должностях римского народа» он упоминал, что еще и на его памяти, то есть в конце V — начале VI в.[1093], курии продолжали управлять городами (John. Lyd. De Mag., III, 47).

В целом, несмотря на обеднение куриалов и сокращение общей численности членов городских советов[1094] полисная знать ряда регионов все же сохраняла относительное благосостояние. Приверженность традиционным культам значительной части муниципальной элиты, одновременно являвшейся и культурной элитой восточноримского общества, делало невозможным отторжение язычников от политической жизни империи.