Языческая оппозиция христианизации Римской империи (IV–VI вв.)

Уже сам П. Браун попытался пересмотреть характер межрелигиозных отношений в IV–V вв. Исследователь выступил против господствовавшего в западной историографии тезиса о жестоком противостоянии язычников и христиан в поздней Римской империи, предложив, что представители христианской и языческой элиты были воспитаны в русле единой античной культурной традиции, имели общие ценности и интересы и, в большинстве случаев, избегали конфронтации[266].

Тезис Г. А. Блоха о параллельном существовании двух языческих «партий» в римском сенате был подвергнут основательной критике Д. Ф. Мэттьюзом[267]. Исследователь показал необоснованность разделения языческой аристократии на две оппозиционные фракции. Как было убедительно доказано автором, приверженность тем или иным языческим культам являлась проявлением личной религиозности, но не политических симпатий представителей сенаторской знати.

Кроме того, в последние десятилетия была подвергнута критике доминировавшая в научной мысли первой половины столетия гипотеза о господстве восточных мистерий в религиозной жизни позднеримских язычников. На основании изучения позднеримской эпиграфики Р. МакМаллен продемонстрировал, что божества греко-римского пантеона не уступали в популярности восточным богам[268]. Более того, анализ данных хронографа 354 г. позволил М. Зальцман утверждать, что именно традиционные римские верования в значительной степени определяли характер религиозной жизни столицы[269]. В коллективной монографии «Religions of Rome» было убедительно показано, что к IV в., благодаря продолжительному религиозному синтезу, многие традиционные римские культы приобрели атрибуты восточных мистерий, а восточные культы Великой Матери, Осириса и Изиды стали публично отправляться за государственный счет. Ориентализация римского язычества, равно как и романизация и официальное признание восточных культов, сделали грань между ними весьма условной[270].

Отдельные аспекты деятельности языческой оппозиции в римском сенате были рассмотрены в трудах, посвященных столичной аристократии IV–V вв.[271]. Среди многих работ, посвященных сенаторскому сословию, следует обратить особое внимание на исследования М. Зальцман[272]. В этих трудах подробно рассматривается процесс христианизации римской аристократии. Историк доказывает, что одной из причин длительного сохранения симпатий к язычеству среди сенаторской знати была связь римских культов со старыми республиканскими традициями, хранителями которых считали себя члены римского сената.

Концепция «языческого возрождения» в Риме конца IV в. была подвергнута критике и в статье американского историка Дж. О'Доннелла. Исследователь продемонстрировал, что основной причиной войны узурпатора Евгения с императором Феодосием было не стремление язычников в римском сенате восстановить официальный статус языческих культов, но притязания Евгения на формальное признание его власти над западными провинциями[273]. Таким образом, конфликт ранее воспринимавшийся как «битва христианства и язычества», стал оцениваться прежде всего как политическая, а не религиозная конфронтация.