Читаем Язык птиц. Тайная история Европы полностью

Она была, тем не менее, почти так же красива и образована, как и ее соперница, да к тому же еще и гораздо моложе. Но муж и дети презирали ее, поскольку она происходила из семьи флорентийских кондитеров, и на ее гербе сохранилось то печенье, которое принесло ей удачу и богатство. Стойкая, как и все итальянки, и к тому же из буржуазной семьи, она терпеливо ждала все то время, пока светила звезда Дианы, бывшей одним из самых лучших министров иностранных дел в нашей истории; но после военной катастрофы Сен-Квентина произошло одно из самых загадочных убийств, позволившее Екатерине избавиться от Генриха в тот момент, когда он готовился к отречению, в результате которого доктрины Квинты стали бы господствующими. С этого времени между Квартой и Квинтой, то есть между парижской буржуазией и провинциальной аристократией, началась война, длившаяся 40 лет и закончившаяся только отречением Генриха IV.

Диану изгнали из Лувра; но она оставалась вдовой сенешаля Нормандии, суверенной герцогиней Валентинуа и самой богатой принцессой королевства. Более того, она была гроссмейстером одной огромной и очень древней масонской ложи, имевшей свои филиалы по всей Европе и во всем мусульманском мире, в равной степени отвергавшей как католицизм, так и лютеранство, однако усматривавшей некоторое родство своих учений с доктринами кальвинизма, к которому, в конце концов, Диана и примкнула. После смерти Генриха II Квинта становится тайным ядром политической партии, объединявшей в своих рядах наиболее знатных сеньоров королевства.

По их воле Диана Пуатье составила сама или кому-то поручила составить что-то вроде шутовского евангелия этой партии, которое сначала появилось под названием «Остров Звонкий», а затем было добавлено к четырем книгам Рабле, добавлено только из-за номера этой новой книги, превращавшейся, таким образом, в книгу V, или книгу Квинты.

Политика играла в ней гораздо менее значительную роль, чем в тех книгах, которые принадлежали самому Рабле, поскольку Диане, оказавшейся, как сказали бы сегодня, в рядах оппозиции, не о чем было рассказать читающей публике, кроме убийства Генриха П. Она сделала это, использовав несколько иероглифов в заголовке книги. Поэтому пятая книга может все же рассматриваться как дополнение к историческим хроникам и к рассказам о Пантагрюэле.

Но так как она была принцессой и чрезвычайно богатым человеком, у нее не было необходимости соблюдать такую же осторожность, как простому монаху. Этим вполне можно объяснить ту смелость и небывалую грубость, с которыми она атаковала приспешников Екатерины, то есть Мальтийский орден, или гурманов, Пушистых Котов, или Парламент, и братьев Фредона, или иезуитов. Эти последние еще только появились; Рабле умер до того, как об иезуитах начали говорить. Таким образом, невозможно приписать ему язвительный диалог Панурга с Фредонданом Фредондиллом (в русском переводе — Распев. — Ю.Б.), который является настоящей жемчужиной V книги. Диана ли это? Более, чем вероятно, что да. Современники описывают ее как одну из самых блестящих собеседниц своего времени; она была образована так же, как и все великие женщины XVI столетия, такие, как Мария Стюарт и Елизавета Тюдор, а может быть и лучше; она увлекалась живописью и была ученицей Леонардо да Винчи, а также покровительницей Жана Гужона и Пьера Леско.

Были ли у нее соратники? Это еще более вероятно. Называют обычно Ронсара и Анри Эстьена; но следует предположить, что ей помогали и старший Бероальд де Вервиль, и кардинал Шатильона. Почти никто всерьез не думает, что она писала эту книгу одна.

На самом деле известно, что загадочное стихотворение, которое служит эпиграфом к V книге Пантагрюэля, было подписано NATVRE QVITE.

Современники знали, что скрыто в анаграмме и без труда читали в этой подписи имя Жана Тюрке (NATVRE QVITE — JEAN TURQUET), который якобы был другом Рабле и его душеприказчиком. Но это был фантастический персонаж, и о нем больше никто ничего не знал. Ни сторонники Кварты, ни приспешники Квинты, в равной степени связанные обещанием хранить тайну, за чем бдительно наблюдали из Ватикана, не пожелали рассказать нам о нем больше. Однако было достаточно переместить всего одну букву, чтобы расставить, как говорится все точки над I.

Читаем в этой анаграмме три слова — JANE TVRQ-ET, и получаем если не объяснение загадки, то, по крайней мере, ключ, который позволит ее расшифровать.

У древних латинян солнце называлось Янус (IANVS), а луна — Яна (IANA), на греческом — iaino, «согревать», «излечивать»; на итальянском это слово произносится «Дженнаро» (Gennaro), то есть «Дианус» (Djanus), «Диана» (Djana), и вместо того, чтобы писать jana, итальянцы стали писать это слово так, как оно произносилось, то есть Diane. В то же самое время слово Janus сохранило свою изначальную орфографию. Пример, обратный подобной метаморфозе, можно обнаружить в современном французском. Так слово «день» мы сегодня произносим и как jour, и как diurne, а изначальное его произношение — diurnus. Имя Жан, следовательно, синоним латинского имени Диана.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 1
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 1

«Архипелаг ГУЛАГ», Библия, «Тысяча и одна ночь», «Над пропастью во ржи», «Горе от ума», «Конек-Горбунок»… На первый взгляд, эти книги ничто не объединяет. Однако у них общая судьба — быть под запретом. История мировой литературы знает множество примеров табуированных произведений, признанных по тем или иным причинам «опасными для общества». Печально, что даже в 21 веке эта проблема не перестает быть актуальной. «Сатанинские стихи» Салмана Рушди, приговоренного в 1989 году к смертной казни духовным лидером Ирана, до сих пор не печатаются в большинстве стран, а автор вынужден скрываться от преследования в Британии. Пока существует нетерпимость к свободному выражению мыслей, цензура будет и дальше уничтожать шедевры литературного искусства.Этот сборник содержит истории о 100 книгах, запрещенных или подвергшихся цензуре по политическим, религиозным, сексуальным или социальным мотивам. Судьба каждой такой книги поистине трагична. Их не разрешали печатать, сокращали, проклинали в церквях, сжигали, убирали с библиотечных полок и магазинных прилавков. На авторов подавали в суд, высылали из страны, их оскорбляли, унижали, притесняли. Многие из них были казнены.В разное время запрету подвергались величайшие литературные произведения. Среди них: «Страдания юного Вертера» Гете, «Доктор Живаго» Пастернака, «Цветы зла» Бодлера, «Улисс» Джойса, «Госпожа Бовари» Флобера, «Демон» Лермонтова и другие. Известно, что русская литература пострадала, главным образом, от политической цензуры, которая успешно действовала как во времена царской России, так и во времена Советского Союза.Истории запрещенных книг ясно показывают, что свобода слова существует пока только на бумаге, а не в умах, и человеку еще долго предстоит учиться уважать мнение и мысли других людей.

Алексей Евстратов , Дон Б. Соува , Маргарет Балд , Николай Дж Каролидес , Николай Дж. Каролидес

Культурология / История / Литературоведение / Образование и наука
История частной жизни. Том 4: от Великой французской революции до I Мировой войны
История частной жизни. Том 4: от Великой французской революции до I Мировой войны

История частной жизни: под общей ред. Ф. Арьеса и Ж. Дюби. Т. 4: от Великой французской революции до I Мировой войны; под ред. М. Перро / Ален Корбен, Роже-Анри Герран, Кэтрин Холл, Линн Хант, Анна Мартен-Фюжье, Мишель Перро; пер. с фр. О. Панайотти. — М.: Новое литературное обозрение, 2018. —672 с. (Серия «Культура повседневности») ISBN 978-5-4448-0729-3 (т.4) ISBN 978-5-4448-0149-9 Пятитомная «История частной жизни» — всеобъемлющее исследование, созданное в 1980-е годы группой французских, британских и американских ученых под руководством прославленных историков из Школы «Анналов» — Филиппа Арьеса и Жоржа Дюби. Пятитомник охватывает всю историю Запада с Античности до конца XX века. В четвертом томе — частная жизнь европейцев между Великой французской революцией и Первой мировой войной: трансформации морали и триумф семьи, особняки и трущобы, социальные язвы и вера в прогресс медицины, духовная и интимная жизнь человека с близкими и наедине с собой.

Анна Мартен-Фюжье , Жорж Дюби , Кэтрин Холл , Линн Хант , Роже-Анри Герран

Культурология / История / Образование и наука