Язык птиц

Все, что в небе и в море на дне сохранялось,
У Аттара сторицей в казне сохранялось.

В море мыслей его от небесных сияний
Рдели звезды-алмазы сверканием граней.

260 Там рубины и яхонты, ночь озарив,
Зажигали рассвета багряный разлив.

Перлы слов его — камни, что посланы роком:
Сокрушало бессильных их грозным потоком.

Там рубины — пластом, землю кроющим кровью,
Как пролитой всесветным побоищем кровью!

Ту казну описать силы я соберу,
Эта цель не по силам простому перу.

Зло невежества — вот в чем беда человечья,
От него — и злонравье, и в душах увечья.

265 Чтобы сгинула скверна погибелью черной,
Есть в запасах Аттара шербет животворный.[53]

Амбра есть там и мускус, сандал и шафран,
Чтобы гибли невежества смрад и дурман.

Там в садах изобилья цветут ароматы —
Все стократною пользою людям богаты.

Там от сладких речей, полных медом с халвою,
Сердце мертвое полнится жизнью живою.

Там в деяньях и помыслах — сахар и мед,
Потерявшим надежду — надежный исход.

270 И стихами и прозою много писал он, —
Все о тайнах единого бога писал он.

Сахар с розами слил он в нектаре медовом
И народу служил своим сладостным словом.

Сколько он описал человеческих бед!
Сотням мук и терзаний души дал совет.

Речь его мукам сердца защитою стала,
Радость жизни для сердца открытою стала.

Все писанья указаны волей всевышней,
Чтоб перо не спозналось с натугой излишней.

275 Он сокрытым божественным тайнам учил,
Он народ их значеньям потайным учил.

А когда возвестил он свой «Сказ о верблюдах»,
Караван его слов засверкал там в причудах.

Сколько тысяч верблюдов — не видно им края! —
С ценной ношею шли, еле-еле ступая.

До бездонных глубин в море он доставал,
Жемчуга там для шахских корон доставал.

И из созданных им для корон украшений
Было каждое многих богатств драгоценней.

280 В степь касыд гнал он быстрый табун лошадиный
Каждый бейт там ложился цветущей долиной.[54]

Было в каждой долине сто редкостных стран,
И в любой — многих тысяч чудес океан.

А когда, как сады, расстилал он газели,
На сто тысяч ладов соловьи там свистели.[55]

Но светлей и торжественней каждого лада
Пела тайн всеединого бога услада!

А четыре строки рубаи — чудеса,
Обитаемой четверти мира краса![56]

285 В море мыслей их, словно деленном на звенья,
Скрыты разных земель и пространств отраженья.

А когда «Тазкира» сотворенным он сделал,
Дух почивших святых просветленным он сделал.[57]

Просветленье их душ сотни сгубленных тьмою
Воскрешало как будто водою живою.

Всем твореньям его да воздастся по чести,
Но меж них «Речи птиц» — на особенном месте.[58]

Он включил туда разные притчи о птицах —
Разных речью и словом, в судьбе разнолицых.

290 Лишь великий знаток языков их поймет, —
Кто, под стать Сулейману, толков — их поймет.[59]

Речи ста тысяч птиц описать было трудно,
Каждой дать свой язык — вот поистине чудно!

Всех отметил он голосом птичьим чудесным,
И в уме и в безумстве отличьем чудесным.

Я — смиренный твой раб, помоги мне, господь,
Шейху следуя, робость в себе побороть.[60]

Мне, сказанье о птичьих реченьях слагая,
Взять бы лад соловья, сладость слов попугая.

295 У людей тоже принято в пении сладком
Языком своим следовать птичьим повадкам.

Если ж речь повести, как ведет попугай,
Это будет во благо, но, как ни гадай, —

Ведь душа попугая лишь сладостям рада,
И судить если здраво, то эта услада —

Только в милостях благ из господнего дара,
Сохраненных бесценной казною Аттара