Территории с новоязычным населением расширялись, в остальных местах коренное население было лишено всех прав. Жители новых поселений были очень молоды — в основном дети от восьми до шестнадцати лет. Ими руководила группа инструкторов-лингвистов, которые под страхом смерти принуждали детей говорить только на новом языке.
Полушепотом студенты вспоминали, каким мучениям подвергались жители Пао. На притеснения население отвечало упрямым молчанием — только такой реакции и можно было ожидать от пассивных по природе паонитов.
Во всем остальном Бустамонте проявлял себя как достойный правитель: экономика процветала, цены были стабильны, гражданские службы работали слаженно. Его собственный имидж полностью соответствовал чаяниям жителей Пао. При дворе он не позволял расточительности и кричащей роскоши:
Таким образом, бедствия коснулись лишь Видаманда и Шрайманда, и только там проявлялось недовольство, доходящее до ненависти.
О детских колониях, в которых паонитов готовили к будущему заселению всех освобожденных территорий, было известно немного, и Беран не составил себе четкой картины.
Любой коренной паонит от природы был равнодушен к человеческим страданиям. Он больше сочувствовал птице с подбитым крылом, чем, например, тысячам человек, погибшим от смерча. Но в Бернане паонитское начало было изменено жизнью на Брейкнессе, где каждый человек был отдельной, ценной личностью. Наверное, поэтому он совсем не по-паонитски воспринял известия о бесчинствах на Шрайманде и Видаманде. В нем закипела ненависть — чувство, ранее вовсе ему незнакомое. Палафокс и Бустамонте совершали тяжкое преступление против его соотечественников и должны за это поплатиться.
Год подходил к концу, усилия и природный ум Берана были оценены по достоинству — он получил хороший аттестат лингвиста-стажера, а также оставался преуспевающим студентом Института. Его жизнь как бы раздвоилась, но это не доставляло ему особых неприятностей, потому что в Институте лично им никто не интересовался.
Среди студентов-паонитов ему было сложнее. Его соученики держались вместе, и он прослыл человеком со странностями, так как не имел ни времени, ни желания проводить с ними часы досуга.
Для общения в своем кругу студенты изобрели особый язык — нечто среднее между паонитским, когиантом, валиантом, текникантом, меркантильским и языком Батмарша. Этот язык с пестрым словарем и смешанным синтаксисом они назвали Пастич.
Студенты упражнялись в быстроте речи с помощью этого языка, да и просто общались на нем. Преподаватели это не одобряли, считая, что их усилия не стоят результата. Студенты настаивали на том, что, как переводчики, они должны иметь свой особый язык. Наставники в принципе соглашались с ними, но считали, что изобретенный язык не строен и лишен стиля.
Беран, как и все, владел Пастичем, но в обсуждениях о путях его усовершенствования участия не принимал. На это у него не хватало ни сил, ни энергии.
Год проходил, близилось время возвращения на Пао. Вот остался месяц, неделя... Теперь студенты не думали ни о чем, кроме возвращения. Беран оставался, как всегда, в стороне, нервы его были напряжены до предела. Однажды в коридоре он столкнулся с Финистайлом и замер от страха — вдруг тот все-таки сообщит Палафоксу? Тогда все нечеловеческие усилия этого года окажутся напрасными. Но Финистайл, погруженный в себя, прошел мимо.
За два дня до отправки на Пао произошло событие куда более серьезное, чем случайная встреча с Финистайлом. Оцепеневший от ужаса Беран, как сквозь туман, слышал голос преподавателя:
— Сейчас к вам обратится Великий Магистр, автор программы — Лорд Палафокс. Он расскажет о принципах вашей дальнейшей деятельности.
Беран вжался в стул, он хотел стать совсем крошечным, исчезнуть, только бы не встречаться взглядом с Палафоксом.
— Я постоянно был в курсе ваших успехов, — говорил Магистр, — Должен признаться, они значительны. Аналогичную программу проходила группа на Пао, мы сравнили результаты — ваши достижения намного существеннее. Вы даже проявили самостоятельность и создали свой, смешанный язык. Как видите, я знаю и это. — Палафокс лукаво улыбнулся. — Это похвальная инициатива, хотя его следует доработать. Надеюсь вы понимаете, какая ответственность на вас возложена, — вы станете связующим звеном всех новых социальных структур на Пао.
Палафокс замолчал и — к ужасу Берана — оглядел аудиторию. Потом заговорил снова, голос его потерял прежнюю веселость.
— До меня доходили разные толкования сути реформ, проводимых Бустамонте. По большей части они ошибочны. Схема преобразований по сути своей исключительно проста, несмотря на грандиозность замысла и размах.