Языковая структура

Чтобы эти требования Дж. Лайонза сразу были понятны читателю и не заставляли делать туманных догадок, мы наперед скажем, что под «операционной определенностью» этот автор понимает легкую и бесхитростную возможность сопоставлять одно слово с другим в смысле, например, согласования или управления, т.е. так, как это делают наши обычные словари. Точно так же и употребление терминов в их обычном языковедческом смысле Лайонз постулирует тоже в целях общепонятности семантического исследования и в смысле отсутствия каких-нибудь необычных терминологических нагромождений. То и другое требования Дж. Лайонза вполне правильны, и требования эти можно только приветствовать, особенно, если иметь в виду склонность новейших языковедов к необычайной и вычурной терминологии, оправдывающей себя весьма редко и часто заменимой обычными терминами с их обычным значением. Дж. Лайонз вовсе не против введения новых терминов. Однако он требует, чтобы им соответствовало и новое содержание. А если употребляются старые термины со старым значением, то он полностью приветствует эти старые термины и запрещает вводить вместо них новые. В этом, по-видимому, и заключается «операционная и материальная адекватность» терминов и теории, о которых говорит Дж. Лайонз.

Далее, однако, у Дж. Лайонза начинается нечто более оригинальное и тоже в значительной мере правильное. Именно, Дж. Лайонз отвергает всякий лингвистический «дуализм» содержания и выражения. Все прошлые и современные семантические теории, ограничивающиеся необъясняемым далее противопоставлением «обозначающего» и «обозначаемого», основаны, по Дж. Лайонзу, на сплошном petitio principii[133]. В этой связи, с его точки зрения, предпочтительнее оказывается бихевиористская («поведенческая») концепция смысла, поскольку

она «избавляет нас от понимания значения как простого двухэлементного соотношения между звуком и обозначаемой вещью»[134].

Но бихевиористский путь, по мнению Дж. Лайонза, все же слишком расплывчат, поскольку он уводит исследователя в не поддающиеся обозрению причинные объяснения.

«Мы можем даже пойти далее и сказать совершенно категорически, – пишет Дж. Лайонз, – что никакая теория семантики не будет операционно адекватной, если она берет за исходное понятие „значения“ и пытается установить семантическую функцию всех элементов словаря в сходных же терминах»[135].

Мы бы здесь сказали, употребляя более понятное выражение, что невозможно в лексиконе указывать отдельные значения данного слова на основании только какой-нибудь одной категориальной системы. Каждое слово может иметь самые неожиданные значения, вытекающие из применения самых разнообразных категориальных систем. Можно даже сказать, что, согласно теории Дж. Лайонза, вообще никакая априорная категориальная система не может описать значения слова, потому что сама уже требует эмпирического исследования этого значения слова.

Другое дело, что Дж. Лайонз отрицает за словом какое-либо принципиальное значение вообще. То, что этих значений в слове очень много, то, что распределение этих значений в каждом слове свое собственное, и то, что в каждом слове обязательно нужно находить самостоятельно выраженное единое и общее значение, – все это для современной семасиологии является весьма полезным утверждением. Но то, что слово обозначает те или другие вещи, едва ли можно отрицать. Здесь Дж. Лайонз, по-видимому, впадает в тот асемантический анализ слова, который сам по себе основан на логической ошибке petitio principii, потому что не зная никакого самостоятельного значения слова, как же можно говорить о соотношении этого слова с другими словами? Но Дж. Лайонз прямо ссылается на асемантическую теорию Витгенштейна, чем еще более обнаруживает асемантический структурализм.

«От этого (т.е. от „концептуалистского“ понимания слова), – продолжает Дж. Лайонз, – нас предостерегал еще Витгенштейн: „Когда мы говорим „Каждое слово в языке означает нечто“, мы еще не сказали совсем ничего, если мы не объяснили точно, какое конкретное различение мы хотим здесь сделать“»[136].