Языковой вкус эпохи

Словари ничего похожего на подобное значение слова обвал („падение большой оторвавшейся от чего-л. массы“ и „груда камней, земли, снега, обрушившаяся с гор“, т. е. „обвалившееся место и то, что обвалилось“) не фиксируют, а прилагательного обвальный даже в естественном значении „к обвалу относящийся“, как и наречия обвалом вообще не регистрируют (отмечаются обвальчивый „рыхлый“ и обвалистый „легко обваливающийся“).

Перенос собственного значения обвала, оползня, подвижки какой-то массы, лавины на общественные явления наблюдается со всей очевидностью в американской политической образности: landslide (любопытно, что британский вариант этого слова landslip такого значения не приобрел) все словари отмечают в специфическом значении термина избирательных кампаний – „an overwhelming majority of votes for а political party or candidate“, „an election that sweeps a party or person into office“ и даже просто „any great victory“. Типичный для выборов в США контекст REPUBLICAN LANDSLIDE. The Republicans swept the nation, won overwhelmingly at all the stages… находит свое отражение и в русских текстах: По словам сенатора Бейкера, который в новом 97-м конгрессе США станет лидером на сей раз республиканского сенатского большинства, если выборы в Белый дом ознаменовались «лэндслайдом» (по-русски «обвал», политический термин, означающий сокрушительную победу или поражение), то выборы в конгресс были политическим землетрясением (Изв., 17.1.93).

Термин пришелся к месту при избрании Б. Н. Ельцина весной 1989 года. В его поразительно быстром распространении сыграли роль и тогдашнее всеобщее доброжелательство публики к новому вождю, и ее вкусовое пристрастие к американским порядкам, желание им подражать. В то же время термин родствен той фразеологии, от которой общество жаждет, но, как это ни забавно, никак не может уйти: обвал корреспондирует с образом давления, с подавляющим большинством при голосовании.

Его укоренению содействовало и то, что он впервые для русской семантики удачно сочленил идею „моментальности, разовости и неожиданности“ с идеей „всеохватности, масштабности“ обозначаемого действия. Это, между прочим, ощутимо на таком примере употребления наречия: Начинается главное: восстановление частной собственности, причем уже не в опереточных масштабах, а, можно сказать, обвально (Изв., 22.9.92).

Поскольку landslide фактически то же, что avalanche, можно было бы ожидать активизации в русской речи слова лавина (известная популярность наречия лавинообразно отмечается!). Однако экспрессия концентрируется, видимо, преимущественно на одном конкретном слове, теряя свою силу не только на смежных, но и ближайших однокорневых словах. Семантическое расширение слов крутой, круто, крутизна тоже лишь в небольшой степени затрагивает подходящие для этого русские слова: лихой или бесшабашный, видимо, слишком фольклорно маркированы; а дерзкий и лютый дают нежелательно однозначный акцент на грубости и на безжалостности.

Для рассуждения на эту тему любопытно добавить такие примеры, в которых по сегодняшней моде можно было бы описать прилагательное крутой: Сидят в уголке крепкие ребята и все примечают. И если у подгулявшего «лоха» есть что взять – они тут как тут (АиФ, 1994, 6). Не самое строгое, но звучное блюдо – бифштекс «Нью-Йорк» (МН, 1990, 23, с. 11). «Лихие» люди верх берут (Труд, 20.4.94). Это одна из разновидностей новых российских деловых людей… Осторожно! Лихие люди (МП, 27.5.93).

Заметим, что инициатор рассматриваемого значения В. Аксенов первоначально употреблял транслитерацию тафгай и переводил ее как жесткий парень. В начале века в сходном смысле употреблялось слово резвый: Мы вчетвером поедем в какое-нибудь резвое место (В. Набоков. Человек из СССР. В кн.: Пьесы. М., Искусство, 1990, с. 243).