Ибо крепка, как смерть, любовь… или В бизоновых травах прерий

– Я понимаю, что ты меня сейчас не послушаешь, но знаешь, то, что ты думаешь, что твое счастье – это он, это ошибка и это ты придумала себе сама. Я тоже когда-то не верила, когда мне так говорили. Я говорила, что мама просто ничего не понимает. Я не буду тебе ничего говорить и ни на чем настаивать. Но я тебе просто расскажу одну историю. А правда это или нет – я думаю, ты решишь сама. Давай, нальем с тобой еще чаю? И там где-то ведь оставалась еще шоколадка. Из Милуоки, представляешь? Так вот. Это тоже было где-то под Милуоки. Жила одна девочка. И выросла, и полюбила. Горько и невпопад. Обычная история. Потом просто вышла замуж. И поняла, что только так, как получилось, только так и есть ее счастье. Была свадьба, как в сказке. Были дни и годы, и любовь, и забота. Будет вечность, и все будет точно так же. И нет никакого другого человека на свете. Сейчас уже выросли дети.

Мэдилин на мгновение умолкла.

– Сына зовут Натаниэлем, – закончила она.

Уинаки посмотрела на нее. Она думала, что слушала какую-то общую историю, какую-то легенду, нравоучение. Но концовка рассказа была так неожиданна и реальна. Вот только светлоголовый американский мальчишка, друг ее брата, был ведь таким милым и дорогим сердцу.

– Но я люблю Натаниэля, – уже со слезами в голосе заговорила она. – Я так рада, когда его вижу. Мне так больно, что все напрасно. Почему? Я думаю о нем, я всегда помню его. Почему? Почему все так больно? Крылья, у меня ведь были словно крылья. И больше нет. А я ведь никогда не полюблю так никого другого. Я буду всегда любить только его, – она закрыла лицо руками и заплакала. Тихо и горько.

Мэдилин, конечно же, не нашла слов. Она просто обняла ее. И сама смахнула невольные слезы. Крылья. Люди всегда ищут крылья. Как когда-то искала она. Но в крыльях – всегда обман, всегда ложь[89]. «Смотри за твоими водами (сердечными чувствами), чтобы они текли тихо, как сказал Пророк о водах Силоамских: “воды Силоамли текущия тисе” (Ис. 8, 6)»[90]. «С премудростию зиждется дом, – говорит Писание, – и с разумом исправляется» (Притч. 24:3)[91]…

– Дорогая моя девочка, – прижала она ее к себе, – где же мне найти для тебя утешение? Нет такого утешения в твоей печали, чтобы найти его от человека. Но мы не знаем, мы никогда не знаем, как все будет лучше. Не надо, Уинаки, милая, не надо. Всё обманы, всё миражи и страсти. А любовь – она у Бога. И никогда не перестает…

Уинаки что-то вспомнила. Она вырвалась и отбежала к окну. Слезы высохли, и теперь глаза ее горели сухим, горячим огнем.

– Не говорите мне таких слов. Я никогда не поверю в вашего Бога. Белые люди принесли много зла и горя на нашу землю. У них не может быть ничего хорошего.

Мэдилин вздохнула. Правда. Это ведь была правда. Слишком много зла и горя. Это ведь и была поэтому вся непримиримая ненависть Сколкза. Теми пятнами засохшей крови на той рубашке ее сына. Она помолчала и наконец все-таки нашла, что сказать:

– Мне очень грустно, Уинаки. Но есть другая вера в Бога. Не как у них. Правильная вера. Она так и называется – православная вера. «Правильно славить Бога…»

IV

Хелен между тем управилась с лошадьми в загоне, напоила их и вышла за ранчо, подумала и пошла к реке. Дома Уинаки, наверное, еще разговаривала с ее матерью и она решила не мешать их разговору своим быстрым возвращением. Девочка пристроилась у излучины, но ее одиночество очень скоро оказалось прервано появлением брата. Хелен поняла, что, как и предполагала, должна ведь задержать его.

– Подожди, Натаниэль, – позвала она. – Не спеши пока так к дому, там у мамы и Уинаки свои женские секреты и разговоры, и ты можешь им помешать.

– Ладно, – послышался его ответ, и усталая и покорная обреченность просквозила в этом голосе. – Правда, я очень устал и хочу есть, как самый голодный волк в прерии, но что теперь уже поделать, – согласился он.

– Ничего, Натаниэль, – просто заметила ему она. – Ты ведь тоже должен все знать, что есть такое слово – «терпение».

– Я понимаю, – отозвался тот. И продолжил уже с улыбкой: – «Жены ваши в церквах да молчат…» (1Кор. 14:34)

– Это в церквах, – с живостью отозвалась девочка. – А частным образом увещевать можно, вот так сказал святитель Иоанн Златоуст.

– Тебя не переговорить, – заметил брат.

– Но я не требую от тебя никакого подвига, – улыбнулась Хелен. – Я подумала, прежде чем прийти сюда.

Она потянулась в траву и достала принакрытую салфеткой корзинку. Лэйс принялся за принесенные ею пироги, а она посмотрела на него и вдруг заметила:

– Ты ведь перестал пропускать службы в последнее время. Ты теперь будешь так уже всегда?

– Наверное, – снова согласился тот.

– Я рада за тебя, – не удержалась Хелен.

Глаза Натаниэля насмешливо блеснули:

– Так рада, сколько бывает радости и об одном кающемся грешнике на небесах? – невольно поддразнил он сестренку.

– Перестань, Тэн, – серьезно сказала она.

– «Отборное серебро – язык праведного» (Притч.10:20), но я ведь не праведник, Нелл, – уже примирительно произнес он.