Ибо крепка, как смерть, любовь… или В бизоновых травах прерий

Текамсех молча протянул руку. Натаниэль пожал ее. Когда-то брызнувшая из-под лезвия ножа алая, алая кровь скрепила эту дружбу. Сейчас она была словно скреплена уже самой смертью:

«Наш этот час, а не иной какой, наш путь, наш час, и час страшный; наш это мост, и нет по оному проходу; это общий для всех конец, общий и для всех страшный; трудная стезя, но по которой должны проходить все, путь узкий и тесный, но все на оный вступим, это горькая и страшная чаша, но все испием ее, а не иную; велико и сокровенно таинство смерти, и никто не может объяснить оного. Страшно и ужасно, что тогда испытывает на себе душа, но никто из нас не знает сего, кроме тех одних, которые предварили нас там, кроме тех одних, которые изведали сие на опыте».

Прп. Ефрем Сирин

IV

А потом Текамсех удержал вздох и заметил:

– Давай уже ложиться, Натти. А то ты так и не отдохнешь.

Он не хотел спать. Он знал, что долго не заснет. Просто будет лежать с открытыми глазами, слышать стрекот ночной цикады где-то совсем близко, словно над самым ухом, и чувствовать, как этот стрекот разрывает ему душу. Потому что завтра ведь все будет точно так же. Вот только ночью у такого же походного костра уже не будет вот так рядом Натаниэля…

Лэйс подбросил в костер веток, и потом – еще. И смотрел. Пламя рвалось и сникало, и рвалось и сникало сердце. Рвалась и сникала душа. А он смотрел и смотрел на языки пламени, печальный и усталый. «²Рех: сохраню пути моя, еже не согрешати ми языком моим: положих устом моим хранило, внегда востати грешному предо мною. ³Онемех и смирихся, и умолчах от благ, и болезнь моя обновися. ⁴Согреяся сердце мое во мне, и в поучении моем разгорится огнь. Глаголах языком моим: ⁵скажи ми, Господи, кончину мою и число дней моих, кое есть? Да разумею, что лишаюся аз? ⁶Се пяди положил еси дни моя, и состав мой яко ничтоже пред Тобою, обаче всяческая суета всяк человек живый. ⁷Убо образом ходит человек, обаче всуе мятется: сокровищствует, и не весть, кому соберет я. ⁸И ныне кто терпение мое, не Господь ли? И состав мой от Тебе есть. ⁹От всех беззаконий моих избави мя, поношение безумному дал мя еси. ¹⁰Онемех и не отверзох уст моих, яко Ты сотворил еси. ¹¹Отстави от мене раны Твоя: от крепости бо руки Твоея аз исчезох. ¹²Во обличениих о беззаконии наказал еси человека и истаял еси, яко паучину, душу его: обаче всуе всяк человек. ¹³Услыши молитву мою, Господи, и моление мое внуши, слез моих не премолчи: яко пресельник аз есмь у Тебе и пришлец, якоже вси отцы мои. ¹⁴Ослаби ми, да почию, прежде даже не отъиду, и ктому не буду» (Пс.38).

А потом костер догорел, и уже остались только угольки, и обступила темнота. Натти улегся, положил голову. Как всегда. Имя Господа. «И ночью и днем да обращается в устах твоих имя Господа, и будь заслажден духовною солию»[203]. Натаниэль наконец уснет. Просто догорит костер, и уже останутся только угольки, и обступит темнота. И Натти улегся и положил голову.

«Рех: сохраню пути моя, еже не согрешати ми языком моим…»