Идеальная Эльза

Кристиана трясло от ненависти, и он не сразу понял, что ладонь Эльзы исчезла с его руки. Он и опомниться не успел, как она вернулась из спальни, и в руке у нее был револьвер.

Видимо, она носила его в своем ридикюле.

Бесшумная и стремительная, она легко сбежала по лестнице.

Вайс пил виски, с интересом рыночного торговца разглядывая картину на стене, когда раздался оглушительный щелчок взведенного курка.

Эльза стояла перед ним, держа оружие обеими руками и целясь, нисколько не смущенная своим полуобнаженным видом. Она была в ярости.

Вайс медленно обернулся, и на его лице проступило напряженное удивление.

— Что, черт побери… — начал он, но Эльза не стала его слушать.

Она выстрелила.

Грохот отразился от стен и взметнулся к потолку, ее качнуло, в воздухе запахло порохом.

Вайс закричал, и бокал выпал из его руки. Он поднял к лицу другую руку, из которой хлестала кровь.

Эльза молча перезарядила револьвер.

— Ты отстрелила мне палец! — завопил Вайс, не веря своим глазам. — Что ты за чертова сука!

— Всего лишь одну фалангу, — насмешливо возразила Эльза, — но в следующий раз я выстрелю в голову — если ты еще раз хотя бы приблизишься к Кристиану Эрре. И мне плевать, хотел ты его отравить вместе с господином Ли или это случайно вышло, — но я выросла там же, где и ты. И ты знаешь, что мы оба даже не начинаем угрожать, если не собираемся привести эту угрозу в жизнь.

Вайс выдернул из кармана платок и начал завязывать его вокруг укороченного пальца.

— Эльза Лоттар, полагаю, — кажется, он уже немного пришел в себя от шока. — Ты за это заплатишь.

— Вот уж сомневаюсь, — едко парировала она.

Только тогда Кристиан опомнился и бросился вниз.

В ногах все еще было холодно — увиденная сцена перевернула его душу.

Никто и никогда не стрелял для его защиты в другого человека.

— Убирайся, — рявкнул он, забирая у Эльзы револьвер.

— С удовольствием, — процедил Вайс и вышел, оставляя на ковре кровавые пятна.

— Черт, — выдохнул Кристиан, закрывая за ним дверь на засов, — черт побери, Эльза Лоттар.

Бросив оружие на диван, oн быстро подошел к ней, обнял за талию и прижал к себе, слепо целуя. Сердце билось как сумасшедшее.

Она обвила его руками за шею, чуть откинулась назад, подставляя его губам горло и ключицы, а потом с силой толкнула вперед, отчего он упал на диван, оседлала, крепко сжимая его бедра коленями.

Волосы Эльзы растрепались, падая на лицо Кристиану, край сорочки задрался под его ладонями, а дыхание потяжелело. Он чувствовал неистовый стук ее сердца, оба они после произошедшего немного сошли с ума.

Им не хватило терпения, чтобы раздеть Кристиана, только и успели расстегнуть пуговицы на его брюках, а потом горячее, пульсирующее возбуждение накрыло их стороной.

И Кристиан, входя в Эльзу мощными, быстрыми толчками, знал совершенно точно, что до конца его дней ее образ — босой, в тонком шелке, едва прикрывающем сильное тело, с оружием в руках — будет стоить перед его мысленным взором.

Потому что это было прекрасно.

Дома Кристиан застал Χельгу, скрючившуюся за диваном. Она прижала палец к губам, а он подмигнул ей.

Время от времени его дочь поддавалась детским порывам и играла с Исааком в прятки или догонялки.

Улыбнувшись ей, Кристиан поспешил в комнату Берты.

Его беспокоило ее состояние — после всего, что наговорил ей Вайс, наверняка в дело снова пошло вино.

Пьяной Берта становилась все чаще, а в таком состоянии она была плаксивой и раздражительной.

Кристиан толкнул дверь в ее будуар, прошел в спальню и замер на пороге.

Берта, совершенно недвижимая, лежала на кровати. На столике рядом находились открытая бутылка вина и перевернутый бокал. Сначала показалось, что она спит, но тут Кристиан увидел пузырек морфия, который доктор прописал Берте от мигреней.

Он был пуст.

ГЛАВА 32

В предрассветных сумерках Кристиан, сидя подле постели Берты, вспоминал про маму.

Ощущение болезни и беды, распростертое на кровати тело и ночные бдения словно бы стерли прошедшие годы, и он снова ощущал себя маленьким растерянным мальчиком.

Доктор дремал здесь же, в кресле.

Εще до его приезда Кристиан влил в горло Берты целый графин воды с содой, вызывая рвоту, а потом доктор еще несколько раз очистил ее желудок, и теперь характерный кислый запах висел в воздухе, хоть Мориц и успел тщательно убраться и сменить постельное белье.

После рвоты Берту начало бить в судорогах, и пришлось крепко удерживать ее, а потом несколько часов тормошить и не позволять заснуть, пока доктор, наконец, не решил, что кризис прошел.

Однако каковы будут последствия, пока оставалось непонятным.

Кристиан чувствовал себя разбитым и усталым, но все это меркло перед неудержимой яростью.

Он злился на всех: на себя, что оставил Берту одну, на Берту, которая не подумала о детях, но больше всего — на Маттиаса Вайса. Снова и снова он приносил горе в его дом, и пора было это прекратить любым способом.

Тяжело встав, Кристиан вышел в коридор и едва не споткнулся о Хельгу, которая сидела на полу, обхватив руками колени, завернутые в толстую ночную рубашку.