Идеальная жертва

В его глазах – такое разочарование моими умственными способностями, что я и сам понимаю ответ, за мгновение до того, как он, всхлипнув, произносит:

– Пришли на кладбище.

Я обвожу взглядом выжженные дома. На одиннадцать часов – дорога, откуда мы пришли, это окраина города, домов немного. Как и у меня за спиной: позади линии домов виднеется лес. А вот на два часа, вправо, город простирается насколько хватает зрения. Вдалеке виднеются более высокие здания – асимметричные, разрушенные. Вряд ли столь крепкие стены развалились от огня, скорее бомбардировка.

– Отсюда нельзя уйти? Никогда?

Мальчишка обречённо качает головой.

Ну, приехали.

– А что здесь едят люди? Мёртвые?

– Живые приносят еду. Оставляют на мёртвой земле.

– Ваши люди не видели, что мы были здесь. Вы можете вернуться домой. Скажешь папе и маме, что вы просто гуляли. Не надо говорить, что вы были на кладбище.

– Врать нельзя.

Какой замечательно честный ребёнок. Вот только в данной ситуации это совершенно не к месту.

Спрашиваю без особой надежды:

– Если мёртвый придёт в ваше поселение, что с ним будет?

Вот тут мальчишка оживляется и выдаёт громко, без запинки – как на уроке:

– Если видишь мёртвого, нужно громко кричать и бросать в него камни.

Доволен собой – молодец, запомнил правило. Однако смысл этого правила совсем не такой, какой мне сейчас хотелось бы услышать.

Чтобы сказать хоть что-нибудь, я бормочу:

– Любят у вас камни…

Он продолжает тем же тоном «на уроке»:

– Мёртвые – это болезнь. Нельзя подходить ближе, чем на две руки. Нельзя трогать. Книга говорит: «Пусть мёртвые хоронят мёртвых. Я выбрал живых, чтобы жить вечно».

Как-то у них всё перевёрнуто с ног на голову, мне всегда казалось, что у этой фразы другой смысл. А впрочем, я не знаток, в нашей семье верующих нет.

Но если отвлечься от религии, то мысль про заразу вполне разумная. Да уж, ну я идиот! Начитался, что у местных проблемы с мозгами, и вообразил, что я-то на их фоне такой умный, ага! А ведь всё на виду. Если бы я только догадался включить мозги вместо того, чтобы бегать как в жопу укушенный. Здесь до сих пор боятся болезни. Если представить эту картину: люди обезумели, убивали друг друга, сожгли всё, – то страх вполне понятен. Выжившие ушли в другие места, в старые города не заходят. С теми, кто почему-то остался в городах, не контактируют из страха заразиться. Отсюда и побивание камнями – чтобы не прикасаться.

И я – очень умный, блядь! – завёл двух детей в мёртвый выжженный город. Не остановился на границе, не осмотрелся, не подумал ни о чём. А это, оказывается, зона карантина, из которой нельзя уйти. Но как я должен был догадаться? Там ведь даже никакого заграждения не было, никакого указателя.

Правильно Ру говорит: лучше ничего не знать заранее, потому что это успокаивает и притупляет бдительность. Вот я прочитал, что местное безумие было от заражённой пшеницы, и действую исходя из этого. А местные до сих пор боятся любых контактов с потенциальными носителями болезни – о чём я не подумал. И в награду за своё тупоумие я теперь, получается, мало что «демон», так ещё и «мёртвый», вот уж ха-ха. Такого со мной ещё не бывало.

Ладно, хватит ныть, пора действовать. Насколько я понял, дети теперь перешли в категорию «мёртвых», как и обитатели этого кладбища. Это очень плохо, я придурок и сломал им жизнь, но я не знаю, как это исправить.

Вдруг замечаю, что в руке у меня протеиновый батончик.

Распарываю ногтем упаковку, опускаюсь на колено и протягиваю им батончик, однако в глазах старшего – очевидная паника. На всякий случай отодвигаю руку и поясняю:

– Это еда.

Старший со всей дури шлёпает по тянущимся к батончику рукам мелкого, который в ответ выдаёт отчаянный рёв.

В двадцать пятый раз, чувствуя себя идиотом, завожу ту же шарманку:

– Разве ты не хочешь есть?

– Нельзя, – и старший повышает голос на рыдающего брата: – Нельзя!

Впрочем, это не помогает, младший в ответ тоже увеличивает громкость рёва.

Хрен с ним, я заворачиваю упаковку обратно и убираю батончик в карман штанов. Встаю.

Теперь, на фоне рыданий, всё внутри сопротивляется мысли уйти и оставить детей здесь. Но какой вариант есть, кроме этого? Не тащить же их с собой? Я – чужак, даже демон. Таких здесь режут на кусочки, чтобы выложить красивую мозаику на радость богам.

Кстати об этом…

Оглядываюсь на Эйруина. Яма в круге камней. У другого края круга – огромное сухое дерево. И тут смутные мысли, всё это время бродившие на периферии сознания, складываются в общую картину. Люди из поселения не убивают демонов. Это мёртвые их приносят в жертву, здесь. Дерево – тот самый «священный» дуб. И мне очень повезло, что эти уёбки решили Ру закопать, а не развесить гирляндой на ветках.

Так, Син, держи себя в руках! Сейчас не время кромсать местных на ленточки. Есть более важные задачи.

Старший мальчишка тоже смотрит в сторону ямы.

– Ты испортил священный круг. Ты грязный.

Перевожу взгляд на свои руки: кровь из ссадин перемешалась с разводами чёрной земли, перчатки хоть выбрасывай, ногти в зазубринах.

– Ничего, потом антисептиком протру.