Идеально другие. Художники о шестидесятых

Настоящий художник по своей природе всегда утверждает, но не отрицает. Со стороны левых тоже были экстремистские выходки, типа «Сбросим с корабля современности!». Скоро их всех самих анафемствовали. Малевич умер в 35-м, Филонов во время войны от голода, Татлин прожил дольше, но зарабатывал на жизнь изготовлением муляжей на заводе. Во время войны мы с матерью были в эвакуации в Азии, в городе Джамбуле, а потом в Алма-Ате. Мама работала на киностудии, где главным художником был Павел Яковлевич Зальцман, бывший учеником Филонова. Он делал огромное количество мастерски выполненных рисунков точками, близко к манере Филонова. Не слишком оригинально, но по-своему здорово.

Очень близкий мне человек, художник Владимир Васильевич Стерлигов, рассказывал: «Слово „русский" до войны было употреблять как-то некорректно. Любое другое можно, а „русский" — нельзя». С 37-го года Сталин повернул в сторону русского патриотизма и говорил своим присным: «Вы что думаете, они за нас пойдут воевать? Им нужен царь!» Сталин четко понимал свою роль. Он был злодей, но здравый политик. Начался период ура-патриотизма, «Россия — родина слонов». Все изобретения стали объявлять русскими — Попов, Яблочкин, который и на самом деле первым лампочку изобрел. Такой патриотизм в советской интерпретации. Вроде бы все и правильно, да не так. При Сталине выдумывали любую ерунду, чтобы человека посадить. В Русском музее был конкурс на памятник Пушкину, который выиграл Аникушин. Я случайно там оказался. Входят в стальных серых костюмах человек десять партайгеноссе, Кузнецов с компанией. Ни один из ленинградских первых секретарей хорошо не кончил. Но в позднейшие времена все четко обсуждали на самом высоком уровне. Политбюро обсуждало поэтов!

Здесь самое время спросить о важнейшей для Ленинграда фигуре Владимира Васильевича Стерлигова.

Владимир Васильевич был учеником Малевича, его жена, Татьяна Николаевна Глебова, — ученица Филонова. Когда мы познакомились с Владимиром Васильевичем, то почти каждое воскресенье стали ездить к нему в гости в Петергоф. Вечером приходили его ученики, а мы приезжали всегда с утра и целый день проводили за беседой с Татьяной Николаевной и Владимиром Васильевичем. Для меня это был праздник общения с людьми такого духовного богатства. Художники, люди почтенного дворянского происхождения, духовно одаренные люди, прекрасно знающие поэзию. По старинному, ныне мало употребляемому выражению, «родственные души». Я мог разговаривать с Владимиром Васильевичем об искусстве. Воспринимать его комментарии по поводу моих работ или говорить сам. Не знаю, насколько ему это было интересно. Он очень много мне дал как верующий, православный человек. Да и просто глядеть на них было замечательно.

Она рассказывала, что, когда училась в школе у Филонова, он подходил и подталкивал в руку: «Зачем так гладко рисуешь?» Она очень любила музыку Андрея Волконского и на нее рисовала. Была такой художник-отклик, нежный, женский, но очень конструктивный.

Здесь, в Париже, еще в доперестроечные времена была выставка «Женщины в авангарде», и там была Татьяна Николаевна. Пару вещей она мне подарила на отъезд, пришла на проводы и сказала: «Если бы была помоложе, тоже бы уехала». Татьяна Николаевна показывала свои картины с удовольствием. Она была старше Владимира Васильевича, но он ушел раньше. Она очень переживала, «что делать с нашими работами!». Замечательно, что все сохранено. Когда были наши выставки, мы сами сделали каталог свой, куда эпиграф я взял из Евангелия: «Нет ничего тайного, что не сделалось бы явным». Теперь все стало явным.

Чем была «школа Стерлигова»?

Вокруг него всегда были ученики. Я всегда жалел Владимира Васильевича, что нет настоящих учеников, а только производная от его таланта. У него было немного учеников, несколько человек было из Союза художников, которых я не выносил. Я с ним разговаривал — это одно, потом приходили ученики, и начинался другой, совершенно мне неинтересный разговор. К сожалению, это люди были уже порченные, союзами и академиями. Вторая группа, молодые — Зубков, Кожин, Цэруш, Гостинцев, Носов и другие, были гораздо лучше. Не столько Зубков, сколько архангельский художник, настоящий, еще молдаванин Цэруш был хороший. Зубков и компания работают под Стерлигова — как он научил, так и делают, самостоятельности никакой нет.

Николай Павлович Акимов ничему не учил, но из его школы вышло много талантливых художников.